Паноптикум

Быстрыми и нервными шагами я прошел в другой конец коридора. Приблизившись, я увидел то же самое, что и издали: в огромной клетке, как раз напротив входа, прогуливалась одинокая птица, посматривая не то высокомерно, не то печально (никогда нельзя быть уверенным насчет того, какие чувства таятся в птичьей груди). Одинокая и угрюмая, эта странная птица ступала своими красными ножками по искусственным крохотным скалам, деревцам и мху. Время от времени она опускала кирпично-красный клюв в искусственное озерцо, но чаще хватала разбросанные по клетке зерна. Было видно, что птица очень любит покушать. На решетке клетки красовалась белая эмалированная дощечка, на которой черными буквами было написано: «Великий Года», а ниже, в скобках, латинскими буквами: «Limosa-Limosa».

— А вот и мой тезка! — воскликнул я, и сердце мое наполнилось каким-то теплым чувством, испытываемым человеком, когда он неожиданно встречается с дальними родственниками.

Тирольский директор смущенно переминался с ноги на ногу и дергал себя за галстук. Председатель месткома потирал руки, потом несколько раз кашлянул.

— А это кто? — спросил я.

— Это, извините, птица, — ответил председатель месткома.

— Разве? — воскликнул я.

— Прошу покорнейше прощения, но это все же птица, по-латыни она называется лимоза-лимоза, — объяснил председатель месткома с подчеркнутой любезностью, желая избежать упоминания моего имени — как-никак, а ведь это имя советника — для обозначения пернатого существа. А вдруг я обижусь? Вдруг я человек чувствительный и обидчивый? Может быть, я вообще незнаком с естествоведческими названиями, и в таком наименовании птицы заподозрю со стороны социал-демократического председателя месткома завуалированное оскорбление? И это перед самым объединением наших партий! Коалиция — инструмент чувствительный, даже самые незначительные факты, способные вызвать какие-либо трения, должны быть удалены с ее пути, пусть это будет всего лишь название птицы с длинным красным клювом.

Безмолвные и растроганные, стояли мы перед клеткой с птицей. Мы смотрели на нее почти благоговейно. Это была странная, но хорошенькая птичка. Она тоже обладала длинным носом (который вероятно, везде совала); она, как и я, неустанно бродила по своим владениям. Бородатый директор почтительно отошел в сторону, откашлялся и ученым голосом стал объяснять:

— Это, изволите видеть, птица величиной с голубя, но благодаря длинной шее и ногам она кажется значительно больше. Клюв у нее, как вы изволите видеть, длинный и гладкий. Если разрешите, я очень коротко расскажу о ней. Гнездится она в средней Европе, пояс ее распространения на севере захватывает южную часть Швеции, как морской берег этой страны, так и более глубинные районы. На юге границы ее распространения идут от Средней Азии до реки Енисея, гнездится она у заболоченных озер и на заливных лугах. Зимует главным образом на берегах Средиземного моря, прилетает с юга довольно рано, примерно в конце марта.

Бородатый директор закончил свои пояснения, шаркнул ножкой и торжественно поклонился.

— Правильно, — сказал председатель месткома, очевидно, почувствовавший, что в его обязанности входит заверение слов беспартийного директора.

Я обратил внимание на маленькое гнездышко, свитое между двумя ветвями искусственного дерева.

— А это что такое, там, наверху? — спросил я.

— Это, прошу покорно… — ответил мне председатель месткома, — это, прошу вас, как бы сказать… это — гнездо Годы, где она выводит своих птенцов… иногда они там гнездятся вместе с чибисами.

Председатель месткома издал какой-то странный, свистящий звук, который должен был изображать смех, директор засмеялся вслед за ним.

Мы продолжали стоять у клетки. В этом помещении, полном чириканья, щебетанья, кудахтанья, гогота, воркованья, я стоял молчаливо и пристально рассматривал своего тезку. Я чувствовал, как взгляды директора и председателя месткома скрещиваются у меня за спиной, и из этого перемигивания созревает тактический план.

Молчание нарушил председатель месткома. Безмолвный разговор глазами, очевидно, был кончен. Говорил он, немного заикаясь и показывая пальцем то на Великого Году, то на эмалированную табличку.

— Если товарищ советник считает это для себя — как бы это сказать? — неудобным… И если… хе-хе-хе… это самое — как бы это сказать? — совпадение имен… хи-хи-хи… то мы можем удалить отсюда и птицу и дощечку с надписью… В конце концов уважение к товарищу советнику не позволяет нам…

Он замолчал, отошел в сторону и стоял там, слегка наклонив голову. По лицу его еще бродила тень прежней улыбки, прячась в углах рта. Бородатый директор с высоты своего роста смотрел поверх голов Великого и Маленького Годы, на которые и упал его директорский голос:

— Конечно… удалить…

Птица высунула через прутья клетки длинный красный клюв и весело смотрела на нас. Хорошо быть птицей!

Я обернулся к директору и председателю месткома и сказал им с мудростью короля Матяша: