Паноптикум

Но особый, гарунальрашидовский интерес возбудили во мне клетки с курами. Как попала сюда этакая масса кур, петухов и всякой прочей домашней птицы? И курицу, и петуха, безусловно, надо причислять к пернатым, а также утку и гуся; даже самое строгое административное бдение не найдет ничего преступного в том, чтоб эти птицы были в зоопарке.

Эти милые пташки, на клетках которых красовались их латинские названия, с большим аппетитом клевали рассыпанный перед ними обильный корм — тот самый корм, стоимость которого взималась с будапештских налогоплательщиков, а расходы были зарегистрированы в одиннадцатой главе бюджета, третий раздел, семнадцатый подраздел, сто двадцать седьмая графа, под общим названием «Корм для пернатых».

В клетке было штук двадцать кур, несколько петухов, довольно много гусей. Словом, вполне достаточно для того, чтобы весь местком мог прокормиться да и директора с семьей угостить. Натянутая улыбка не сходила с уст председателя месткома, он тихо покашливал, как бы желая отвести от себя всякие подозрения. Но я был бдительным советником и осмотрительным деятелем общественной администрации, потому-то я и спросил:

— Это тоже певчие птицы, товарищ?

— Во всяком случае, это пернатые, извольте знать, — ответил председатель месткома.

— Вам не кажется, что их слишком много?

— Это смотря с какой точки зрения, товарищ советник. Ведь возможности развития зоопарка до некоторой степени покоятся на возможностях обмена.

— Вы тоже так считаете, господин директор?

— Со своей стороны я вполне согласен, — ответил человек в тирольской курточке и шаркнул ножкой.

— Достаточно было бы демонстрировать одну из этих пернатых… — заметил я им с превосходством, маскировавшим иногда во мне снисходительность к обнаруженным мною же мелким хищениям.

— Для показа, конечно, было бы достаточно, об этом и говорить нечего, но… — снова заговорил директор и этим многозначительным «но» бросил подозрение на весь местком.

Одним словом, они их ели, а бюджетные суммы, предназначенные на «корм пернатых», пускали на «корм месткома и дирекции». Во всяком случае, такие подозрения мелькали в моем мозгу столичного советника по вопросам культуры. Пребывание у клетки с курами, гусями и утками слишком затягивалось, и председатель месткома поспешил мне на выручку, заявив не без волнения:

— Это наша птица.

Мы находились примерно в середине длинного коридора. Разбуженная в человеке подозрительность гонит его все вперед и вперед, даже если этот человек и не советник по делам культуры. Можете себе представить, что бывает, если это происходит с советником. Что там, в другом конце коридора? Что находится вон в тех клетках? Я хотел видеть все, как король, желающий обследовать все закоулки своего королевства.

Но председатель месткома взял меня осторожно, можно сказать ласково, под руку и сказал:

— В той стороне, уважаемый товарищ советник, разрешите вам доложить, нет ничего интересного для обозрения.

— Как? В том конце коридора все клетки пустуют?

Председатель месткома только кивнул, делая вид, что не хочет тратить слов на таких ерундовых птиц, которых можно увидеть в том конце коридора. Тирольский директор также выразил мысль, что остальные клетки «не содержат достойных упоминания птичьих экземпляров». Сопровождавшие меня должностные лица предложили мне пройти в кабинет директора, где нас уже ждал небольшой завтрак, и выразили уверенность, что я, безусловно, устал от этой экскурсии, так как, будучи советником, конечно, не привык много ходить пешком. Да и вообще ведь смотреть пустые клетки гораздо утомительнее, нем полные редких экземпляров. Может быть, и средства на угощение меня завтраком тоже изъяты из сумм, ассигнованных на корм зверей?

— Спасибо! — решительно сказал я. — Я не голоден. Я не хочу, чтобы меня кормили на отпущенные мною же бюджетные средства. Хочу смотреть птиц.

Они попробовали убедить меня.

— Может быть, рюмочку домашней палинки? Так сказать, за мир и дружбу… — улыбнулся мне бородатый директор и показал сквозь дремучую чащу бороды необыкновенно крупные желтые зубы.

— Покажите мне всех птиц! Я хочу видеть всех птиц, всех до единой!

— Слушаюсь, — ответил председатель месткома, — только поверьте мне, товарищ, там действительно нет ничего, что стоило бы посмотреть…

— А это что такое? — показал я на птицу в огромной клетке, стоявшей в самом конце коридора. Эта одинокая птица беспрерывно прохаживалась по клетке взад и вперед.

Я сказал это таким жестким, начальственным, лишенным всякого либерализма суровым тоном, как это и подобает напавшему на след советнику, которому хотят помешать удовлетворить гарунальрашидовское любопытство.