Паноптикус (СИ)

   Правда Еремей оставался андроидом, даже когда предавался разврату. Пав в объятия Ирины, он всё равно не преступал, обусловленных программой границ поведения. Например: несмотря на настоятельные просьбы бывшего капитана, он всегда держал её на цепи, пристёгнутой стальными наручниками, даже когда они занимались запутанным гимнастическим сексом, неукоснительно соблюдая, таким образом, навязанные свыше поведенческие протоколы. Ирина понимала, что андроид её ублажает только потому что это не противоречило заложенной в нём программе поведения. Ему не возбранялось спать с пленницей, но категорически запрещалось попустительствовать её возможному бегству на свободу. В этом отношении Еремей оставался неумолимым. Вскоре, однако Ирина оставила безнадёжные попытки освободится при помощи своего нового любовника, ибо одно дело доводить её до оргазма, а другое - попирать законы программирования. Даже при всём желании, Еремей не мог переступить через себя, и ослушаться поведенческих алгоритмов в угоду своей половой партнерши. Это толкнуло Ирину на грустные размышления: а что если Людцов больше не вернётся - что тогда? Как ей быть в подобных обстоятельствах, что прикажите делать? Перспектива подохнуть от старости, прикованной наручниками к магистрали центрального отопления, на потерпевшем крушение космическом корабле, молодой женщине ни коим образом не улыбалась. И то что андроид по её наущению оказался мастером половых дел, ничего в принципе не меняло. Ирине предстояло прожить свою жизнь посаженной на цепь, и даже если она умрёт не от старости, а от струйного оргазма, это не очень-то улучшало её плачевного положения. Как изменить свой удел и преломить сложившуюся ситуацию себе на пользу - вот в чём вопрос. Да уж, вопросик.

  Глава 13

   Владислав попытался открыть глаза, это оказалось чертовски трудно, только с третьей попытки в конце тоннеля забрезжило что-то похожее на свет. Он, наконец, обрёл зрение. Не сразу, но постепенно оно к нему вернулось и тут же, словно ухватив за хвост шустрое сознание, мозг начал задавать вопросы: что со мной, где я, как я здесь оказался? Мозг сыпал вопросами, как из рога изобилия. Людцов тяжело покрутил головой чтобы оглядеться. Это помогло мало: вокруг было темно и сыро, совсем как в подвале, он слышал как однообразно капала вода. Правая рука оказалась рабочей, кибернетик с трудом её поднял и потрогал себя за лицо. Он трогал себя за лицо, словно какого-то чужого человека: слав Богу, дыхательная маска была не месте. Привыкнув к темноте, он ещё раз огляделся.

   Больше всего это походило на пещеру. В дальнем конце её ровный полумрак, нарушал сгусток подвижного мрака: чёрное не сером. Сгусток мрака лоснился жирным блеском, он, то терял, то вновь обретал полузнакомые черты. Что-то постепенно выплывало из памяти, оно возникало из гнойной мути сознания, точно громадина линейного корабля. Превозмогая смертельную тяжесть, Людцов пошевелил грубым обломком языка; раздалось что-то вроде горького мычания. И тут же привлечённая звуком голоса, перед глаза кибернетика явилась, как будто деформированная увеличительной линзой, неимоверно выпуклая и объёмная голова ксеноморфа: Ева Браун? Кто-кто? И Людцов вдруг всё вспомнил, всё вплоть до мельчайших подробностей. Ему стало душно, в горле что-то непроизвольно забулькало. Ксеноморф принялся внимательно обнюхивать человека, с его морды стекали тонкие ручейки слюны. Слюновыделение откровенно выказывало намеренье твари. Неужели существо желало вкусить человечины, отведать его, Людцова, нежную аристократическую мякоть. Стоп, что за чепуха, это ведь Ева его обнюхивала, это она, дорогуша, тыкалась твёрдым, округлым куполом головы ему в живот. Значит всё обошлось, слава Богу, Ева уцелела - жива живёхонька. И Людцов снова потерял сознание, с лёгким сердцем провалился в яму беспамятства.

   Профессор Шариев взобрался на дерево. Это была не сосна и Кирилл Антонович удобно примостился на развилке толстой ветки, болтая тоненькими детскими ножками. Внизу под деревом, извиваясь, ходил Владислав Людцов. Он ходил, извиваясь, под деревом, словно по аудитории учебного заведения и разговаривал лукавым голосом, скорее всего, читал лекцию. Никого из студентов рядом не было, только взобравшийся на дерево профессор. Кирилл Антонович оказался единственным студентом - толстым и весёленьким; он срывал с веток разовые, розовые плоды и бросался ими Людцову в голову. Кибернетик умело бодал головой, успевая уворачиваться и одновременно ведя требовательное занятие.