Речь о везении не шла. Илья знал, что там есть оружие.
— Тогда ты должен знать, прорвемся мы без приключений или нет? — задал я провокационный вопрос, испытывая очередную радость от его растерянности.
— Я не знаю! — проговорил он. — Только тебе нельзя останавливаться!
— Я не идиот! — обиделся я.
И мы поехали.
До села шел километровый пологий спуск, еще столько же занимало само село. Для машины несколько минут хода.
Если бы не перегораживающий дорогу фургон.
В домах было заметно скрытое движение.
— Это тень от нашей машины! — успокоил Илья, но я испытал раздражение, успокаивать меня вздумал.
Чтобы объехать фуру, съехал на обочину заблаговременно. Полной неожиданностью стало обилие неровностей. Машина запрыгала, и я рефлекторно убрал ногу с газа.
— Не сбрасывай газ! — взвизгнул Илья.
Терпеть не могу, когда на меня орут. В таких случаях я теряюсь и могу сделать что-то невпопад.
Когда Стадник перешел на фальцет, я не только не прибавил газу, а еще и ногу убрал с педали сцепления. Скорость была практически на нуле, и машина сразу заглохла.
В тишину ворвался легкий беззаботный ветерок.
Раз за разом я пытался запустить двигатель, но получалось так, что я только мучал стартер.
— Не суетись! — напирал Илья, и это стало последней каплей, переполнившую и так неглубокую чашу моего терпения.
— Что ты все время орешь? — вспылил я. — Ты не видишь, что я теряюсь, когда на меня орут?
— Я не ору!
— А что де ты делаешь? Орешь как недорезанный, у меня уже ухо оглохло!
— Тихо! — он поднял руку.
Сначала я ничего не слышал.
Мы застряли между фурой и местным крытым рынком. В лучшие годы здесь продавали обалденную свежевыловленную рыбу.
Дверь рынка была приоткрыта, и откуда-то из глубины доносился тихий то ли детский, то ли женский плач. Илья подтянул к себе автомат. Лицо его стало белым.
— Заводись, Палыч! Только умоляю, быстро!
Я позлорадствовал.
— Уже и Палыч! И умолять значит умеешь!
И добавил:
— А вот не поеду! Там может людям помощь нужна?
А потом открыл дверцу и вышел. Словно некие невидимые оковы разорвал, почувствовал себя свободным.
Илья что-то каркнул, но закрытая дверца отсекла звуки. Он остался в машине, а я направился к рынку. По пути поднял железную арматуру.
Дверь, как я уже говорил, была приоткрыта. Толкнул, ее заело, толкнул сильнее и продавил внутрь. Она оказалась сильно перекошена и застряла в открытом положении.
Внутри оказалось достаточно светло. И не из-за ламп. Крыша зияла крупными неряшливыми дырами. Как будто сверху мины кидали, но до земли они не долетели, только крышу разворотили.
На рынке никого. Прилавки громоздятся рыбными тушами и тарой с красной и черной икрой. И мухи. Сотни если не тысячи мух ползают по тушкам, отчего те кажутся ожившими.
Возник сильный рвотный рефлекс.
Надо было уходить.
Тут нечего искать.
— Помогите! — раздался тонкий голос с другого края рынка.
Я вытер вспотевшее лицо тыльной стороны руки, которой сжимал арматуру. Сильно хотелось убежать, но не хотелось видеть самодовольное лицо Ильи. Ключ нашелся! Хренов! Вот вам!
Я осторожно прокрался между рядами, зорко оглядываясь по сторонам. За крайним прилавком кто-то прятался.
— Я следователь следственного комитета! — предупредил я, наверное, во всем мире только мне одному мой голос показался бы мужественным.
Ноги сделались словно ватные, последние шаги я их уже и не чуял. Так получилось, что буквально выпрыгнул в крайний проход.
Картина, открывшаяся мне не постепенно, а сразу и бесповоротно, оказалась настолько ужасной, что стала осваиваться мозгом фрагментарно.
Вот женщина умоляюще смотрит в глаза. Она дергается словно в судорогах, но это не судороги. Платье ее задрано до талии, и ее насилует в зад очень крупный мужик.
Он поднимает лицо. Он что-то ест. Что-то белое и кровавое. Сырое мясо!
Женщина истекает кровью. Одной ноги нет, вместо нее кровавое месиво, точно ногу разорвали пополам.
Ночной насиловал и пожирал жертву одновременно!
Я и не знал о своей способности настолько громко визжать. Швырнул в темного арматуру, которую тот поймал без особого усилия. Но это его разозлило. Одним рывком темник оказался на ногах.
Стало ясно, что это не человек. Он оказался неестественно широк. Метровый зад, кривые ноги толщиной с бревна, грудь — автомобиль проедет. Тело, заросшее косматой шерстью. Широкая как навесной шкаф мерзкая голова, дыры ноздрей, пасть с торчащими грязными клыками.
Мой неловкий бросок лишь разозлил темника, он с яростью вернул мне подарок. Каким-то чудом я увернулся, а арматурина разнесла вдребезги целый прилавок с рыбой, словно говоря, вот как надо бросать!
Темник заревел и кинулся за мной. Я устремился к дверям, с потусторонним холодком чуя, что не успею добежать.
В дверях возник Илья и крикнул:
— Падай!
Я думаю, что упал бы и без команды, мне очень стыдно признать, но я заранее сдался, а тут просто рухнул от изнеможения.
Стадник дал длинную ослепительную очередь. Темник задергался от прямых попаданий. Весил он пару центнеров точно, но даже его пули из «К-12» свалили навзничь.