Пантера Людвига Опенгейма

Увидев ее, стоявшую в середине арены, в луче прожектора, Давид сразу понял, почему увяли оживление и смех в зале. Виной тому было не только появление этой женщины, но и суетливые, жалобно блеющие овцы. В черном, г-жа Элизабет словно бы пришла за ними, и сейчас выбирала, какое животное должно погибнуть первым… А за сценой – там, в ведущих сюда стальных коридорах, преодолевая один за другим невидимые пороги, уже медленно приближалась, рыча, захлебываясь лаем, хищная свора.

Овцы затрепетали. Не меняя позы, женщина неторопливо повернула голову в сторону стального коридора – и следом многоголосый хриплый лай взорвал арену цирка! Черными молниями, один за другим, два десятка псов ворвались в круг освещенной арены. Едва последний из них оказался на цирковом пятаке, как стальная дверца захлопнулась – овцы, псы и г-жа Элизабет оказались в замкнутом пространстве.

И тут случилось то, чего, возможно, сами того не осознавая, боялись и уже ждали многие и о чем наверняка знал Давид. Обогнув двумя рваными рукавами неподвижно стоявшую в середине цирковой арены женщину, псы врезались в сбившихся в кучу овец…

Шерсть летела клочьями. Вопли погибающих животных заполнили весь цирк. Опилки через минуту стали пунцовыми от крови. Зал замер, глядя на действо, которое стремительно разворачивалось перед ним.

– Это же на самом деле?! – повернувшись к Давиду, прошептала его уже немолодая соседка. – Это же убийство?!.

Кровавая драма завершилась почти мгновенно. Собаки, среди общего молчания, охватившего цирк, утопая в крови и шерсти, пожирали овечье мясо и пускались в схватки.

В первых рядах завопил ребенок. Публика зароптала. Многие из зрителей уже вставали, что-то громко и возмущенно крича, размахивая руками. Но их голоса заглушила барабанная дробь и вой труб. Какофония нарастала, возвещая о новом повороте в представлении.

Озираясь, собаки продолжали трапезу, но сытость уже приходила к ним, и теперь они просто устраивали пустые свары или укладывались на сухих островках опилок.

Женщина развернулась и пошла к выходу. Давид увидел, как галантный Себастьян, в цилиндре и плаще, словно он только затем и пришел сюда, чтобы услужить ей, открыл перед г-жой Элизабет решетчатую дверь.

Уже в стальном коридоре она обернулась, окинула взглядом невидящих глаз цирк и скрылась в проходе.

И тут же, внезапно, свет под куполом цирка стал красным, почти огненным. Это случилось так неожиданно, что многие испугались. Краски исчезли. Лица зрителей зарделись. Теперь уже никто не знал, чего ждать от представления дальше. А музыка вновь смолкла…

Первыми, кто услышал это, были те же псы. Они ощетинились, но затем, поджав хвосты, так же суетливо, как недавно растерзанные ими овцы, забегали по клетке, стараясь забиться кто куда, скрыться. И следом цирк потряс низкий хриплый рык.

Все затаили дыхание. Труся по кровавому полу, псы не находили себе места…

И вот у выхода на арену, в стальном коридоре, показалось огромное чудовище – тигр, настоящий исполин. За первым вышли второй и третий. В красном свете, среди общего безмолвия, выход чудовищ казался особенно зловещим.

Псы превратились в черные, тщетно пытавшиеся куда-нибудь ускользнуть тени. Жалобно подвывая, они метались у стальной стены, противоположной выходу. Псы бросались на решетку, смотрели на людей, отпрыгивали от стальных прутьев и, поджав хвосты, прятались за спинами друг друга.

Тигры, тем временем, осмотрелись и, подминая овечью требуху, двинулись на собак. Они шли не торопясь, тихо рыча… И вот, первый пес, ощетинившись, прижался к земле; он тщетно пытался увернуться, но исполинская лапа тигра быстро, словно молния, достала его – ударила по черной спине, переломив пса надвое, отшвырнув футов на десять в сторону – на решетку. И когда пес, уже мертвый, окровавленный, рухнул в опилки, публика не выдержала. Истошно взвизгнув, ряды качнулись, взорвались. В проходах поднялась суета. Оглушенные неистовым лаем погибающих животных, люди вскакивали с мест, кричали, бросались вон из зрительного зала.

– Пожарные, воды! – внизу, у самого прохода, кричал пожилой человек во фраке, который был не кем иным, как директором цирка.

– Нету воды! Нету! – растерянно надрывался тот самый пожарный, что пробовал на крепость решетку. Страшно ругаясь, он беспомощно накручивал винт вяло извивающегося в его руках шланга. Подскочив к пожарному, директор цирка вырвал из его рук шланг, сам вцепился в винт, но воды не было. Ее не было и у других пожарных, чьи каски, словно напуганные золотые рыбки, ныряли в красном свете.

Давид, как завороженный, смотрел на цирковую арену. Каждый тигр восхитительно метко поражал свою жертву. Ни один удар огненной когтистой лапы, ни один выпад окровавленных кинжалов-клыков не уходил вхолостую. Псы, визжа и воя, бросаясь на клетку, погибали один за другим. Вторая сцена заканчивалась гораздо быстрее первой…