Панцироносица. Наука против волшебства (СИ)

Александра Антоновна, наскоро ознакомив девушек с устройством своего трёхкомнатного жилища, оставила их на время в гостиной, сама же ненадолго отлучилась — для помывки и переодевания. Кира с Эммочкой, осмотрев незамысловатый и скромный быт словесницы, сразу обратили внимание на две интересные детали. Во-первых, огромная куча видеокассет и лазерных дисков в углу. Значительная часть из них даже не была извлечена из обёрток, кое-что плотными пачками лежало в картонной таре — похоже, Яковлева купила всё это, даже не взглянув на содержимое. На одной из полок в шкафу диски и кассеты лежали вскрытыми, должно быть, хозяйка уже просмотрела их. И чего только не было в этой куче — мультфильмы, документалистика, ужасы, порнография, киберпанк, мелодрамы, боевики… Во-вторых, словесница натаскала в квартиру огромные кипы газет и журналов. Что-то лежало нетронутым, что-то было прочитано, но общее количество бумажной массы вызвало интерес и у Киры, и у Эммочки.

— Ну вот, Эмка, — сказала Кира, размещаясь на угловом диване, — у тебя будет единомышленник. Вон сколько всего Яковлева читает…

— И смотрит, — хихикнула отличница, — вон там «Терминатор» валяется, рядом — «А зори здесь тихие», и ещё про сто двадцать дней Содома и всякое БДСМ… разносторонние у нашей грамматички интересы, ничего не скажешь.

Эммочка села рядом с Кирой и сказала:

— А ты, Кирка, вообще хоть что-нибудь читаешь?

— «Космополитен»…

— И это — всё? — прыснула со смеху Эммочка, — а знаешь хоть какие-нибудь стихи?

— А как же! — приосанилась Кира, — вот слушай — однажды в студёную зимнюю пору лошадка примёрзла… эй, ты чего это? — девушка прервалась на полуслове, заметив, что Эммочка зажимает обеими ладошками рот и наливается краской.

— Я не знаю… — ответила отличница, от души отсмеявшись, — что делать — то ли кататься со смеху, то ли треснуть тебя тапкой по башке.

— Ну не помню я никаких стихов, — надулась Кира, — вот…

— Ладно, проехали, — махнула рукой Эммочка, — я тоже не все рассказы Фолкнера помню…

— А мы что, проходили его на лит-ре? — удивилась Кира, пытаясь припомнить — кто же такой этот Фолкнер, но так и не вспомнила. Она и Пушкина-то знала лишь по нескольким строчкам, да и то в пародиях, в которых зелёный дуб спиливался, а кота зарубили на мясо.

— Извини, Эмка, — потупилась Кира, — я забыла, что ты и без лит-ры всё читала…

Скрипнула дверь, и в комнату вошла словесница. Её волосы были распущены, доставая почти до пояса, и одета она была в домашнюю рубашку и брюки белого цвета с тёмно-синим искрящимся на свету отливом.

— Извините за небольшой беспорядок, — сказала она, — у меня не было времени как следует здесь прибраться…

— Вы столь многим интересуетесь, — отозвалась Эммочка, кивая на груды дисков и газет.

— В целях ознакомления, — согласилась Яковлева, — однако не хочу вас забалтывать. Предлагаю для начала подкрепиться…

Александра Антоновна запаслась достаточным количеством конфет и прочих подаваемых к чаю сладостей. Всё это вместе с чайником было выставлено на журнальный столик. Словесница уселась напротив девушек; Кира незамедлительно набросилась на конфеты, Эммочка тоже старалась не отставать от неё, лишь хозяйка сидела почти не двигаясь, отпивая чай мелкими глотками и внимательно наблюдая за обеими девушками. Ей хватило одной чашки с долькой лимона и пары леденцов, в то время как Кира и Эмма выпили по три чашки на каждую и уничтожили по десятку шоколадных конфет.

Скованность и неловкость исчезли, обстановка разрядилась, стала почти домашней. Время летело незаметно; говорили в основном Кира и Эммочка, рассказывая о своей жизни в Москве, о районе Братеево, который знали как свои пять пальцев, о школе и своих соучениках… Иногда говорили только Эммочка и Александра Антоновна, и Кира в такие моменты ощущала себя «третьей лишней» — слишком уж непонятными были их разговоры, насыщенные множеством типично книжных, заумных слов.

— Извините, — вмешалась Кира, — я спросить хочу… а ваша одежда, — она указала на домашний костюм Яковлевой, — на самом деле не имеет швов? Я ни одного не вижу…

— Всё верно, Кирочка, — кивнула словесница, — она выткана на станке непрерывного цикла, и швов на ней нет. Ни одного.

— А шрамы у вас откуда? — поинтересовалась Эммочка. Она со своего места разглядела две белые полоски на ноге хозяйки, тянущиеся от её левой пятки вверх, до половины икры.

— Поранилась в юности, — неопределённо повертела рукой словесница, выпрямляя ногу и скрывая шрамы под штаниной.

Вспомнили девушки и о Норке. После обсуждений всех известных и предполагаемых обстоятельств, приведших её в коматозное состояние, и догадок о том, кем мог быть напавший на неё злоумышленник, Александра Антоновна внезапно задала вопрос, после которого в комнате воцарилась гробовая тишина.

— Скажите, девочки, — начала Яковлева, — а вы сами верите в последние Норкины слова? О том, что грабитель имел птичий клюв и длинный тонкий язык? Вы можете предположить, что у нас в Москве такое возможно?

Вопрос застал девушек врасплох. Они переглянулись, и после довольно продолжительной паузы Эммочка сказала: