По прошествии двух дней Кира поправилась настолько, что её дальнейшее пребывание в солотчинской больнице стало просто нецелесообразным. Забрав все необходимые при выписке бумаги, Александр Васильевич помог девушке собраться, и когда та переоделась, спустился вместе с ней к машине. Там её уже поджидали мама, бабушка, проказник Сашка, Норка и прочий люд, пришедший попрощаться.
– Не хочется уезжать? – спросила мама, завидя несколько понурое выражение Кириного лица.
– Конечно, самый разгар лета, – кивнула Кира, – скоро яблоки с грушами поспевать начнут... и ежевика...
Женщина рассмеялась и потрепала дочь за её любимые хвостики.
– Я тебя очень люблю, Кирушка, – сказала она, – но смотри – при случае могу и по одному месту отшлёпать. Надеюсь, следующим летом ты никуда не забредёшь, тем более в трясины...
– Не забреду, – улыбнулась та.
Сашка хмурился и думал о чём-то своём.
– Вот я в город приеду, – сказал он, – а ты, Кирка, опять будешь дуться, сражаться в дядю Юру и на меня ругаться. Уж лучше я тут останусь жить...
– Нет больше у Киры никакого дяди Юры, – сказала мама, – она его удалила.
“Как – удалила? ” – хотела было воскликнуть Кира. Когда она успела деинсталлировать любимую стратегию? Не помнила она этого – хоть убей.
– Не буду я больше ни дуться, ни ругаться, – только и могла сказать ошарашенная игрунья. Она потрепала братишку за ухом, тот захихикал и поспешил отойти на безопасное расстояние.
Последние слова прощания, различные пожелания, чета Беляковых с Кирой и её подружкой разместились в машине – и вскоре солотчинские улицы и бабушкино село скрылись за лесом.
Кира не так уж сильно была расстроена прерванными каникулами. На её век ещё хватит летних дней. Всю дорогу она болтала с Норкой о всякой всячине, а думала совсем о другом...
Ей хотелось найти ответ на простой вопрос – куда из её памяти исчезли некоторые события, в которых, по словам Норки и прочих людей, она принимала участие?
Откуда в её комнате портрет незнакомой женщины и странный медальон?
Почему она не помнит о своей дружбе с Эммочкой и Стешкой?
Как она могла забыть, что Норка весной впадала в кому?
Кира напрягала и терзала свою память, но не могла выудить из неё эти эпизоды.
Москва приближалась с каждой минутой. Кира одновременно и хотела, и боялась там оказаться. И тем не менее она догадывалась, что ответы на мучающие её вопросы она найдёт именно в родном городе.
Мирослав только что был перевезён из реанимационного отделения в специализированную палату, в которой пациенты с переломами позвоночника проходили реабилитационный курс. Сколько он в ней пробудет и когда покинет стены госпиталя – всё это его мало интересовало.
Он думал только о Кире. Она стояла у него перед глазами, снилась по ночам. Он словно наяву слышал её голос.
“Я люблю тебя, Слава... ”
Переданную Димкой записку он тщательно изодрал на мелкие кусочки, ибо никто не должен был увидеть её содержимого.
Он не был опечален настолько, чтобы впасть в депрессию. Пусть он не знал – долго ли продлится Кирина амнезия, но ждать он умел. Месяц или год – невелика разница. У ванахемского принца имелся опыт, показавший ему, что время бывает очень условным явлением.
– Важно то, что Кира жива, – сказал он себе, отрешённо глядя в тёмный угол тонувшей в вечерних сумерках палаты, – если бы умирал я, то моя память тоже могла бы запечататься... Кира избавлена от страданий, но я знаю – кто она и откуда. Может, она сама всё вспомнит, а может, я просто снова с ней познакомлюсь...
“Ворчливый пломбирчик, – повторил он про себя, – босоножка с хвостиками... ”
Через минуту он заснул.
На другом конце Москвы, в своей комнате, крепким здоровым сном заснула Кира.
Октябрь 2016 – август-ноябрь 2017
Продолжение следует...