Панургово стадо

Разные официальные лица озабоченно и шибко катались в это самое время туда и сюда вдоль по Невскому. Сильная озабоченность и тревожное ожидание чего-то были, по большей части, написаны на их лицах. Они внимательно посматривали на бродячие кучки синих околышей, на группы служащих и женщин, отличавшихся какою-либо синей вывеской, и, казалось, ожидали, что вот-вот сейчас что-то такое вспыхнет, что-то начнется…

Но ничего не вспыхивало и ничего не начиналось.

Время шло, начальство скакало, синие кучки шлялись, полиция, и явная и тайная, усердно наблюдала – первая наблюдала, занимая фронтовою вытяжкою свои посты, вторая – в различных образах шнырила тут и там, везде и нигде, принюхивалась, прислушивалась, старалась как-нибудь затесаться промеж синих кучек; и той и другой было здесь нынче количество изрядное, но… все-таки ничего не вспыхивало и ничего не начиналось…

Зачем озабоченно скачет и катается начальство, зачем сталкиваются и шатаются эти синие кучки, зачем шнырит и вытягивается во фронт полиция? Зачем и для чего все это делается? Все эти вопросы, на глаза постороннего, беспристрастного и хладнокровного наблюдателя, могли бы произвести одно только недоумевающее пожатие плечами.

И Василий Свитка, и пан Лесницкий, и Иван Шишкин тоже гуляли по Невскому, но только без малейших внешних отличий синего цвета. Зато маленький Анцыфрик, вместе с Лидинькой Затц, пришпилили себе целые кокарды, один к мерлушечьей шапке, другая к левому плечу на бурнусе, и в таком виде, под ручку, прогуливались рядом с Ардальоном Полояровым, который сегодня решительно обращал на себя всеобщее внимание своими развевающимися по ветру лентами.

– Ба! Хвалынцев! Вот и вы, наконец, появились! – растопырив руки, загородил ему дорогу Полояров. – Слыхали-с? Университет-то?.. Казарму сделали! Рота солдат и день и ночь внутри дежурит, ворота все заперты, никого не впускают, и даже те, кто живет-то там, так и те выходят не иначе, как с билетом… Вот оно, какие порядки!

– Что ж, этого надо было ожидать, – пожал плечами студент.

– Нет, но это… это черт знает что! Это свинство! Это возмутительно! – входя в пафос, продолжал Ардальон.

– Возмутительно! Свинство! Подлость! – пищал из-под руки его Анцыфров.

– Что ж прикажете делать?

– Что делать? А во! Идти и выгнать! – пояснил Ардальон, показав свою дубину.

– Поставят целый батальон.

– И батальоны выгнать!

– И батальоны выгнать, и всех выгнать, – поддакивал и горячился плюгавенький Анцыфров.

Хвалынцев, не желая продолжать пустых речей, махнул рукой.

– Ступайте и выгоните, – сказал он, надеясь поскорее от них отвязаться.

– Нет, господин Хвалынцев, – вмешалась Лидинька Затц. – В вас, я вижу, развит непозволительный индифферентизм, вы равнодушны к общему делу. Если вы порядочный господин, то этого нельзя-с, или вы не принадлежите к молодому поколению и заодно с полицией, а только такой индифферентизм… Вы должны от него отказаться, если вы честный господин и если хотите, чтобы я вас уважала.

И пошла и пошла Лидинька, как мелкой дробью, сыпать словами на эту тему.

Хвалынцев, не дослушав ее, вежливо приподнял фуражку и поднялся на лесенку к Доминику.

– Э? батенька! Постойте-ка минуту! На два слова! – догнал его Полояров. – Вы куда? к Доминику?

– Как видите.

Они пошли в ресторан. Хвалынцев уселся за особым столиком и спросил себе котлетку. Полояров поместился тут же подле него и потребовал себе того же.

– Н-да-с, я вам скажу, пришли времена! – со вздохом начал он вполголоса, подозрительно и сурово озираясь во все стороны. – Знаете ли что, будемте-ка лучше говорить потише, а то ведь здесь, поди-ка, и стены уши имеют… Все, везде, повсюду, весь Петербург стоит и подслушивает… весь Петербург! Я вам скажу, то есть на каждом шагу, повсюду-с!.. Что ни тумба, то шпион, что ни фонарь, то полицейский!

– Так лучше не говорить, если вы так опасаетесь. Да не к чему: все без того хорошо известно, нового ничего ведь не скажем, – заметил Хвалынцев.

– Как знать-с, может, что и новое в голову придет, – возразил Ардальон, – мысль требует обмена. Теперича я вот как полагаю: времена-с, батюшка мой, такие, что все честные деятели должны сплотиться воедино, – тогда мы точно будем настоящею силою. Каждый на это дело обязан положить свою лепту… Тут рядом идут принципы экономические, социальный и политические – знакомы вы с социалистами?

– Вы уж мне предлагали однажды этот вопрос.

– Да-да, помню!.. Ну, так, стало быть, с вами толковать можно. Мы, батенька, проводим в жизнь эти самые принципы, для нас они дело плоти и крови-с!

– То есть, кто же это «мы»? – спросил студент.

– Мы! то есть я, например… я, Анцыфров, Затц… Вот приятель есть у меня один, Лукашка, – у, какая у бестии богатая башка, я вам скажу! Ну, вот мы… и еще есть некоторые… Люди-то найдутся! У нас, сударь мой, слово нейдет в разлад с делом.

– О! В самом деле? – улыбнулся Хвалынцев.