Папа

Семеныч заметил, что утро у людей всегда одинаковое. Из года в год почти ничего не меняется: вот странный мужик делает гимнастику на детской площадке, круглый год, зимой и летом, он бегает по утрам в одной и той же одежде – белые штаны, белая майка и косынка на голове, белые сандалии зимой сливались со снегом, а летом покрывались городской пылью и меняли цвет.

«Висит на брусьях. Значит, пробежал кросс, и сейчас уже около десяти утра», – Семеныч взглянул на свои «Монтана» – почти угадал.

«Наташа уже должна уйти на работу. Костя тоже, наверное, на пару или опять крутить какой-то бизнес. Молодец он, конечно. Я в его годы любил поспать. А он все куда-то рвется. Жаль только, что о главном забывает. Деньги приходят и уходят, а что дальше?» Семеныч прошел мимо вечной кучи земли возле разрытой ямы. В очередной раз заглянул вниз, осматривая трубы, которые из года в год пытались заменить коммунальщики. Каждый год в начале лета трубы привозили новенькими, блестящими, но к осени, когда подступала опасность первого снега, приходилось их все-таки зарывать, и трубы становились похожими на старые.

«Вот и у них бизнес. Один раз хорошо сделаешь – где и на чем денег в следующем году заработать?»

По узкой глиняной тропинке Семеныч добрался до магазина. Встал в очередь, дождался, пока бабушка наговорится с продавщицей, и, протянув заранее приготовленные купюры, купил две бутылки крепкого пива, хлеб и кружок докторской колбасы.

Первую бутылку он открыл сразу. Вышел из магазина и сел на лавку. Холодная жидкость, отдававшая спиртом, сначала приятно освежила, но почти сразу ударила в голову. «Намешал я сегодня. Коньяк, наверное, дорогой. Французский». Семеныч любил выпить одну-две бутылки крепкого пива после суточной смены. Усталость чуть отпускала, и он быстро засыпал, отвоевывая у жизни недополученный сон.

Он пил медленно, никуда не торопясь, вспоминая и анализируя сегодняшний день, вызовы, ситуации: «Веню нужно натаскивать. Хороший парень, выйдет из него толк». Семенычу все как-то не везло с фельдшерами. Некоторые были ленивы, некоторые просто не любили свою работу, а те, кто чего-то стоил, работали несколько месяцев и уходили.

«Сейчас приду домой и позвоню в клинику, узнаю, что там с мужиком. Выжил или нет».

Семеныч допил пиво, положил пустую бутылку в урну. Направился к своему подъезду, подойдя, долго искал новый ключ от входной железной двери: «Кто придумывает такие замки?». Он достал из сумки длинный ключ, вставил в отверстие и, нажав с усилием ладонью, открыл дверь: «Как такой ключ в кармане носить, неужели нельзя сделать удобнее?». Он вдруг вспомнил клинику Казакова, его кабинет с евроремонтом и ответил сам себе на поставленный вопрос: «Конечно, можно, если деньги на это есть».

Он поднялся на несколько ступеней к лифту, пропустил выходящую из него женщину с двумя мусорными мешками, поздоровался и зашел в кабину. Кнопки четвертого этажа не существовало. Она, конечно, была, но в виде расплавленной черной дыры, в которую страшно было погружать палец. Семеныч ткнул туда ключом, и лифт поехал.

На этажах установили железные решетки, отгораживающие всю площадку. Внутри была еще одна общая дверь в тамбур, где можно было хранить коляски, велосипеды и другие крупные вещи, не боясь, что их украдут.

В семье у Семеныча велосипедов и колясок уже не было, поэтому супруга Наталья специально купила и поставила сюда красивый ящик для овощей. В нем можно было хранить почти целый мешок картошки, и самое главное, ставить тяжелые сумки, пока отпираешь дверь.

Семеныч нашел в связке нужные ключи и проделал уже привычную процедуру: вставил ключ в замок железной двери, вошел, закрыл её, затем отпер деревянную дверь тамбура, вошел и, закрыв на два оборота, подошел наконец к двери своей квартиры.

Нижний замок не был закрыт. Это означало, что дома кто-то есть и дверь закрыта на задвижку. Семеныч убрал ключи и позвонил в дверной звонок.

Дверь открылась через несколько секунд. На пороге стоял Костя.

– Привет, – сын скептически оглядел его и, не говоря больше ни слова, ушел в свою комнату.

– Здравствуй, сынок, – Семеныч тихо ответил вслед уходящему сыну, понимая, что такая реакция вызвана его нетрезвым состоянием.

«Что теперь? Мне оправдываться? Я, между прочим, работаю и имею право», – он поставил сумку на пол, снял кожаную куртку, ботинки и подошел к телефонному аппарату, стоявшему в коридоре на специальной тумбочке.

Набрал по памяти телефон больницы и, навалившись на дверной косяк, стал ждать ответа.

– Здравствуйте. Соедините, пожалуйста, с реанимацией.

– Здравствуйте, Счастливцев беспокоит. Володя, ты? – Семеныч узнал врача-реаниматолога, которому он сегодня сдал больного. – Как там мой больной? Дементьев, кажется? Сегодня часа в четыре утра тебе привезли… Живой? Ну, слава богу. В сознание пришел? – Семеныч обрадовался и еще несколько минут расспрашивал коллегу о состоянии больного.