Дополнительные показания
Арестованного Шлиндмана Семена Михайловича от 3-го Декабря 1939 года
г. Петропавловск на Камчатке
В соответствии с моим заявлением на имя Нач. Следственной части КОУ НКВД от 14/XI-1939 г., излагаю следующие дополнительные показания в отношении материалов дела, предъявленного мне для ознакомления 22–26 октября 1939 г.:
Экспертная комиссия, в своем акте от 17/IX-15/X. 1939 г., ставит мне в вину задержку в регистрации штатов, ссылаясь при этом на выступление Кириллова А.А. на хозактиве в мае м-це 1937 г. (он говорил, что это повлекло за собою задержку выплаты зарплаты рабочим и служащим строительства) и на приказ по «Камчатстрою» от 20/IV. 1937 г., за подписью Кроткевича Г.Л; об увольнении меня.
Такое заключение экспертизы является неправильным, так как дело с регистрацией штатов обстояло фактически так:
В январе м-це 1937 г., в бытность мою в командировке в г. Москве, Главстрой НКПП СССР утвердил смету адм. — управленческих расходов и штатные расписания центрального аппарата «Камчатстроя» на 1937 г., сметы же и штаты линейного аппарата (т. е. участков и предприятии) треста было поручено составить и утвердить Управляющему трестом на месте (см. соответствующее письмо Главстроя НКПП СССР от января 1937 г.).
По возвращении моем из командировки (22/II. 1937 г.) в начале марта 1937 г., Плановая группа приступила к составлению смет адм. — хозяйственных расходов линейного аппарата, согласовывая эти сметы и штатные расписания с руководителями соответствующих участков, отделов и предприятий. Вся эта работа была закончена, насколько мне помнится, 20/III. 1937 г., и представленные плановой группой сметы адм. — хозяйственных расходов и штатные расписания были 22/111. 1937 г. утверждены врио. Управляющего трестом Кроткевичем Г.П (изложенное подтверждается: черновиками смет адм — хозяйственных расходов и штатных расписаний линейного аппарата; актом сдачи мною и приема Шалытом И Э. дел Плановой группы от 19 или 20 апреля 1937 г., имеющимися в делах Планового отдела «Камчатстроя»),
Таким образом, со стороны Плановой группы, и моей как ее руководителя никаких задержек в составлении и представлении на утверждение указанных материалов не было, — работа была выполнена в точном соответствии с функциями Плановой группы, изложенными в структуре «Камчатстроя», утвержденной на 1939 г. Главстроем НКПП СССР (см раздел: «Планово-производственный отдел»).
Из инструкции
«О порядке регистрации штатов» Наркомфина СССР явствует, что регистрация проводится путем личной явки в финорган руководителя предприятия (или его заместителя) и Главного Бухгалтера. Бланки регистрации штатов должны заполняться Гпавным Бухгалтером и подписываются двумя лицами: руководителем и Главбухом предприятия (учреждения). Исходя из этих правил, как только сметы и штаты были утверждены, я отправил все документы Гпавбуху треста для оформления регистрации в Гор-ФО (см. мою служебную записку Главбуху от марта м-ца 1937 г.). На этом обязанности и ответственность Плановой группы в отношении дальнейшего оформления смет адм. — управленческих расходов и штатных расписаний кончались Хотя это и не входило в уже в мои обязанности, но я, по просьбе Главбуха, заполнил в регистрационных бланках графу: «по плану (утверждено)».Однако Петропавловский ГэрФО отказал в регистрации штатов «Камчатстроя», ввиду выявленных нарушений сметно-штатной дисциплины, выразившихся в целом ряде расхождений между фактическими штатами (должности, ставки, структура и т. п.) и утвержденными. ГэрФО, отказав в регистрации, сообщил «Камчат-строю» о закрытии кредита на адм — управленческие расходы последнего, впредь до устранения нарушений и оформления регистрации штатов
5/IV 1937 г. я получил распоряжение от б. Нач Производственно-планового отдела треста Крутикова В.Н. о том, чтобы я лично выяснил причины нереги-страции штатов и оформил бы регистрацию. Я тогда же указал Крутикову В.Н и Кроткевичу Г.Л на то, что такое поручение выходит за пределы моих функций, но, получив повторное распоряжение, отправился, вместе с б. Главбухом Митеневым П.С., в ГорФО, где, после разговоров с зав ГэрФО Камчатовым, инспектором ГэрФО Владимировым, зав. Региш рационным бюро ОблФО Охапкиным П Г. и ревизором этого же бюро Громовым К.А (прошу допросить этих лиц для подтверждения изложенного мною), я убедился, что ГэрФО действует совершенно законно, и, что регистрация штатов не будет произведена до тех пор, пока Управляющий трестом не приведет наличные штаты в полное соответствие с тем, что было утверждено Главстроем НКПП СССР (для центрапьного аппарата) и им же самим (для линейного аппарата). Мне все же удалось договориться с зав. ГэрФО Камчатовым, и он предоставил «Камчатстрою» отсрочку на 2 недели, до 20/IV. 1937 г., возобновив на это время кредиты на адм. — управленческие расходе (справку об этом прошу получить в Гэрфо или в Промбанке).
Докладной запиской, кажется m 7/IV. 1937 г. я сообщил Управл-му трестом об имеющихся расхождениях и о необходимости их устранения (прошу приложить эту докладную записку; упоминание о ней имеется в акте от 19/IV. 1937 г., подписанном мною и Шалы-том И.Э.). Но руководство треста никаких мер со своей стороны не приняло. Наоборот, в день опубликования в газете «Камчатская правда» моей статьи-письма «С самокритикой на Судоремонтном неблагополучно» (см газету от 9/IV. 1937 г.). Нач. отдела Крутиков В.Н. обращается к б. Управляющему трестом Рябову В.И. с рапортом, в котором, между прочим, совершенно необоснованно пишет, что я задерживаю регистрацию штатов. Получив 11/IV. 1937 г. этот рапорт Крутикова с резолюцией Рябова о представлении мною письменных объяснений, я 14/IV. 1937 г. представил докладную записку Рябову (в копии сдал ее в Партком и в Постройком треста), в которой дал объяснения и по вопросу регистрации штатов, вновь указав, что не от меня зависит приведение фактических структуры и штатов треста в соответствие с утвержденными, а от самого Управляющего (эту записку прошу приложить). 16/IV. 1937 г. я получил распоряжение Крутикова В.Н. составить проект телеграммы в Главстрой с просьбой об утверждении наличных штатов центрального аппарата треста, в изменение утвержденных Главстроем в январе м-це 1937 г. Я это распоряжение выполнил, добросовестно перечислив в проекте телеграммы все имевшиеся расхождения. Хотя многие из этих расхождений являлись несущественными (например-переименование Спецотдела — в Спецчасть, курьеров и уборщицу — в курьеров-уборщиц с некоторым сокращением их количества и т. п.), и могли быть легко устранены на месте приказом Управляющего трестом, я вынужден был включить их в проект телеграммы, так как они все же устранены не были. Упомянутая докладная записка от 14/IV. 1937 г. и проект телеграммы, составленный мною (о них говорится в приказе Кроткевича о моем увольнении) послужили для Кроткевича «основанием» для увольнения, как «бюрократа и саботажника». Возмутительней всего в этой истории являлись справки, даваемые б. постройкома Кирилловым А.А., Кроткевичем и Митеневым (см. выступление Кириллова на хозактиве), обращавшимся к ним рабочим и служащим, о том, что «зарплата, мол, не выплачивается из-за задержки Шлиндманом регистрации штатов». Вздорность этой фальсифицированной версии определяется следующим:
Нерегистрация штатов в финоргане влечет за собою закрытие кредитов на адм. — управленческие расходы, в том числе и на зарплату адм. — управленческого персонала, но отнюдь не на зарплату рабочих и производственного персонала (см. инструкцию Наркомфина СССР «О порядке регистрации штатов»)
б) Что же касается невыплаты в апреле м-це 1937 г. зарплаты служащим, то таковая, как и зарплата рабочим, не выплачивалась не потому, что штаты не были зарегистрированы (как я указывал выше, 5/IV. 1937 г. ГзрФО дал отсрочку на 2 недели), а лишь только потому, что денег не было на счете «Камчатстроя» в Промбанке, и задолженность по зарплате рабочим и служащим в апреле месяце 37 г., как мне помнится, достигал размеров 1½ — 2-хмесячного фонда, т. е 1 — 17, миллионов рубпей. На 5/IV. 1937 г «Камчатстрой» имел на счете в Банке всего около одной тысячи рублей, а в течение последующих 2-х недель, т. е до моего увольнения, поступившие суммы, около 500 тысяч рублей, не давали возможности ликвидировать задолженность по зарплате и обращались, как мне помнится, главным образом, на оплату бюллетеней и зарплату рабочим, в первую очередь, низкооплачиваемым (прошу приложить справку Главбуха «Кам-чатстроя» о состоянии задолженности по зарплате рабочим и справку Промбанка о движении сумм на счете «Камчатстроя» за тот же период, — сопоставление этих справок подтвердит изложенное мною).
После моего увольнения, 22/IV 1937 г. был издан приказ по тресту о приведении наличных штатов линейного аппарата в соответствие с утвержденными и о некоторых изменениях в штатах центрального аппарата. На основании этого приказа была, в мое отсутствие, произведена регистрация штатов треста. Но, фактически, этот приказ не был реализован в тресте, нарушения не устранены, что и было выявлено ревизией со стороны Регистрационного бюро ОблФО. произведенной в мае м-це 1937 г., в связи с моим обращением в это бюро к Охапкину и моей заметкой в газете-многотиражке «Стройка» за май м-ц 1937 г. (акт ревизии, имеющийся в ОблФО, прошу приобщить к делу, а также допросить по этому вопросу Охапкина и Гоомова).
Неправильное увольнение меня в апреле м-це 1937 г. было отменено телеграфным распоряжением Нач. Главстроя НКПП СССР Емельянова Аркадия Григорьевича от 7/V. 1937 г.; я был восстановлен на работе и с 13/V. 1937 г. приступил к исполнению обязанностей руководителя Плановой группы. Исходя из этого, Экспертная комиссия не имела основания, по моему мнению, оперировать приказом Кроткевича о моем увольнении и, тем более, строить на нем свои выводы. Начальник Главстроя в своей телеграмме предлагал: «материалы о проступках Шлиндмана, с приложением его личных объяснений, направить в Москву». Однако, несмотря на многократные мои обращения к Кроткевичу, а впоследствии, с 13/VII. 1937 г. к Быкову, о предъявлении мне таких материалов для дачи личных объяснений, этого сделано не было, что, естественно, доказывает неправомерность моего увольнения.
Однако, Экспертная комиссия, исходя, очевидно, из выступления на хозактиве в мае м-це 1937 г. б. юрисконсульта Треста Степаненко (выдержка из его выступления приложена к акту комиссии), — человека, морально разложившегося, вследствие резкого алкоголизма, и недовольного мною из-за моих замечаний ему по поводу его длительных отлучек и прогулов, имевших место в августе-сентябре 1936 г. (это может подтвердить бывш. руководитель хозрасчетнодоговорной группы «Камчатстроя» Зайцев Дмитрий Петрович), — в своем акте заявляет, что я, якобы, был восстановлен на работе, благодаря личным связям с Нач. Главстроя НКПП СССР Емельяновым А.Г. и его заместителем Шефтелем Е.Б., у которых я пользовался доверием, поддержкой и авторитетом. Заявляю, что никаких «личных связей» с Емельяновым и Шефтелем у меня не было, кроме чисто-служебных отношений, а то, что я пользовался у руководителей вышестоящего органа «доверием, поддержкой и авторитетом» вряд ли может явиться криминалом.
По вопросу моего неправильного увольнения обращался 29/IV. 1937 г. телеграфно лично к Наркому А.И. Микояну, и почему ответ был получен не за подписью Наркома, а Емельянова — мне неизвестно, как неизвестно это и членам Экспертной комиссии, необоснованно ставящим под сомнение правильность моего восстановления на работе (телеграмму мою от 29/IV. 1937 г. прошу истребовать из секретариата Наркомпищепрома СССР).
Экспертная комиссия заявляет в своем акте, что я вовсе не занимался работой по составлению плана собственных капиталовложений треста «Кам-чатстрой». Это не соответствует действительности: еще перед моей поездкой в Москву, в сентябре м-це 1936 г., Плановым отделом был соствлен план собственных капиталовложений «Камчатстроя» на сумму 8. 600 тыс. рублей. При рассмотрении этою плана на совещании у Нач-ка Главстроя (в ноябре или декабре 1936 г.), он (этот план) был урезан до 4. 750 т. рубл., а 3/1. 1937 г. я обращался к зам. Нач. Главстроя Цукерману С.О. с докладной запиской о выделении этих средств и соответствующих фондов. Однако ввиду значительного сокращения лимита на собственные капиталовложения подрядных строительных организаций системы НКПП СССР, со стороны Госплана СССР и Правительства, Главстрой, своим письмом от 10/1. 1937 г. сообщил «Камчатстрою», что ему утверждено на 1937 год всего — 100 тыс. рублей, (переименованные документы имеются в делах Планового отдела и я прошу их приложить к делу).
Из этого видно, что работа была мною полностью выполнена.
Экспертная комиссия отметила, что я, якобы, безобразно, «по-вредительски» относился к важнейшим директивным документам вышестоящих органов, иллюстрируя это рядом примеров:
«Шлиндман, якобы, продержал у себя приказ Наркома А.И. Микояна от 16/VI. 1936 г. за № 145 «Об укреплении хозрасчета на стройках системы Наркомпищепрома СССР» и через год с лишним, 2/ XI. 1937 г., наложил резолюцию: «Всем сотрудникам отдела — ознакомиться, и в дело» (цитирую по памяти). К такому выводу эксперты пришли лишь потому, что забыли, а, при проведении экспертизы, не проверили, наличие в делах треста приказа № 3 от 16/IX. 1936 г. «Об организации хозрасчетного отдела Подсобных Предприятий Треста», в котором есть ссылка на упомянутый приказ по НКПП СССР от 16/VI. 1936 г. во исполнение коего и был издан приказ № 3 от 16/ IX. 1936 г, по Тресту (составлен был мною), а также наличия приказа по Управлению Строительством Судоремзавода от 27/VII. 1936 г. за № 82 о переводе на хозрасчет транспорта стройки, составленного мною, и подписанного Нач-м стр-ва, еще до получения приказа по НКПП СССР за № 1457 от 16/VI. 1936 г., но в полном соответствии с ним, так как исходил из постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об улучшении строительного дела и удешевлении строительства» от 11/11-1936 г. Таким образом, с моей стороны приказ Наркома был выполнен своевременно. Приказ этот, когда он был получен в конце июля м-ца 1936 г. был разослан, в копиях, всем участкам и предприятиям, а также отделам Треста (что может подтвердить Зайцев Д.П.), так что обнаруженный экспертизой в делах Планового отдела экземпляр приказа за № 1457 не был единственным.
Запоздалая же моя резолюция была мною учинена при следующих обстоятельствах: как это видно из акта сдачи мною и приема Шалытом И.Э. дел Планового отдела от 9-10/XI. 1937 г., делопроизводство Производственно-технического Отдела делилось между им и выделенным с 1/Х. 1937 г. из его состава Плановым отделом. В числе прочих архивных бумаг, делопроизводитель Отдела представила мне и этот экземпляр приказа № 1457. считаясь с тем, что в Отделе работали и новые сотрудники, не знавшие об этом приказе, я, воспользовавшись случаем, перед тем, как дать указание делопроизводителю о принадлежности этого документа к Плановому или к Произв. — технич. Отделу, передал его для ознакомления сотрудникам. Это же я делал и в отношении других важных документов, хотя и исполненных ранее, но аналогично попадавшихся мне при разделении делопроизводства (Перечисленные приказы по тресту и Строительству прошу приложить)
б) Приводя выдержки из акта сдачи и приемки дел Планового отдела от 9/10 ноября 1937 г., подписанного мною и Шалытом И.Э., где перечислены документы, которые я считал нужным как особо важные, и находившиеся у меня в работе, специально упомянуть в акте (титульные списки, материалы к ним, договора и проч.), — Экспертная комиссия делает неправильное заключение о том, что я, якобы, незаконно держал эти документы у себя «скрывая их от других отделов Треста».
Согласно действовавшей инструкции о порядке хранения «не подлежащих оглашению документов», последние хранились в делах соответствующего отдепа, в особых папках, и я имел полное право как начальник отдела держать эту папку у себя в ящике стола, запиравшемся на ключ. С другой стороны, как я уже указывал, эти документы постоянно находились у меня в работе, я ими пользовался сам, и выдавал, по мере надобности сотрудникам отдела, чем обеспечивал сохранность этих документов. Кроме того, не все из этих перечисленных документов «не подлежали оглашению», например: договор на стр-во жест. — баночной фабрики, записка Наркома о порядке расчетов за лес и т. д., а экспертиза, почему-то подвела их всех под категорию «секретных» и «не подлежащих оглашению». Но, помимо всего этого, как можно заявлять, что я «скрыл» эти документы, когда подлинники всех титульных списков находились в спецчасти треста, стройфинплан и квартальные производственные планы составлялись на основе титульных списков, копии их имелись у заказчика (Дирекции Судоремзавода и в АКО), а также в Промбанке, у Главного Бухгалтера Треста, (это же относится и к договорам на производство подрядных работ), т. е. у всех тех, у кого эти документы должны быть? Откуда видно, что я «скрывал» эти документы, когда я их в официальном акте сдал моему преемнику Шалыту И.О.?
(Все перечисленные в акте экспертизы, как «скрытые» мною, документы, прошу приобщить к делу).
в) Не рассмотрев самого документа и, очевидно, не сопоставив его с другими материалами, имевшимися в Плановом Отделе «Камчатстроя», Экспертная Комиссия, так же голословно, как и в предыдущих случаях, заявляет в нескольких местах своего акта о том, что я, якобы, «скрыл» «важнейший» документ — распоряжение по Главстрою НКПП СССР от января 1937 г. «О программе строительно-монтажных трестов НКПП СССР на 1937 г.».
Однако, если бы эксперты рассмотрели это распоряжение по Главстрою, то увидели бы. что оно представляет собой перечень итоговых данных из утвержденных титульных списков строительства Судоремзавода и Баночной фабрики, по разделам: «чистое строительство», «монтажные работы», «оборудование». Этим распоряжением по Главстрою Плановый отдел руководствовался (учитывая изменения, происходящие из нового титульного списка, утвержденного Главрыбой от 12/VI. 1937 г.) при составлении стройфинплана на 1937 г., что видно из акта от 9-10/ XI. 1937 г., составленного мною и Шалытом И.Э., но, который, очевидно, не достаточно внимательно изучили эксперты, в результате этого пришедшие к неправильному выводу — обвинению меня в «сокрытии» этого документа. ('Упомянутое распоряжение по
Гпавстрою, с приложениями к нему, прошу приложить к делу).
Не приводя никаких доказательств, Экспертная комиссия в своем акте берет под сомнение замечание, записанное в акте от 9-10/XI. 1937 г. о сдаче-приемке дел Планового отдела, о том, что «вопрос с годовой программой работ Треста на 1937 год окончательно еще не выяснен». Но, по моему мнению, в самом этом акте от 9-10/XI. 1937 г. достаточно приводится состояние вопроса с годовой программой (титульными списками Судоремзавода), и, при соответствующем ознакомлении с упоминаемыми при этом в акте документами, такого бы ложного сомнения у экспертов не возникло бы.
Дело же с годовой программой обстояло так:
Утвержденный 28/1. 1937 г НКПП СССР первоначальный вариант титульного списка стр-ва Судоремзавода (из которого исходила и упомянутая выше программа работ «Камчатстроя»), в силу отсутствия, в то время, производственных калькуляций, был составлен на основе приблизительных расчетов стоимости работ по отдельным объектам. Кроме того, для завершения работ по стр-ву первой очереди СРЗ, а также для выполнения определенного цикла работ по вновь начинаемым объектам (цех № 10, медницкий, электросварочный и др., спецсклады), утвержденного лимита в 12 млн. рубл., даже исходя из примерных расчетов, не хватало.
Нач. Главстроя Емельянов А.Г. указал тогда еще, когда в начале января м-ца 1937 г. подготавливался в Главстрое проект этого титульного списка, что «сейчас больше, чем 12 млн. рубя, на стр-во СРЗ, выделить нельзя, ввиду урезки плана по НКПП СССР, но разворачивать работы нужно с учетом того, что к средине года, когда выявятся неиспользованные другими стройками лимиты, будет добавлено еще, примерно, 5 млн. рубл.». И действительно, в конце апреля, или в начале мая м-ца 1937 г., в «Камчатстрой» поступила телеграмма Емельянова А.Г. о том, что НКПП может выделить еще 5 млн. рубл., и, чтобы, в связи с этим, срочно был представлен в Наркомат проект нового увеличенного титульного списка, рассчитанного по калькуляциям. Плановую группу, и меня в том числе, к этой работе не привлекли. Для составления проекта нового титула была образована специальная комиссия с участием инженеров Крутикова, Михайлова, Занегина и представителей заказчика
Эта комиссия, не учитывая почти полного невыполнения программы за истекшие пять месяцев 1937 года (см. отчетные данные по ф. № 13 ЦУНХУ), под нажимом заказчика (Дирекция завода), и боясь взять на себя ответственность в атмосфере имевших место разговоров о вредительстве, — пошла по «линии наименьшего сопротивления», составив проект титульного списка чуть ли не на 40 с пишним млн. рублей. Урезать его не хватило, очевидно, «Смелости» ни у врио. Управляющего «Камчатстроем» Кроткевича, ни у Директора завода Слободенюка В.М, а отправлять титульный список в таком виде в Наркомат нельзя было Повторяю, — меня к этому делу не привлекли, о работе комиссии я знаю из бесед с Михайловым и Занегиным.
В начале июля м-ца 1937 г. я получил распоряжение от Кроткевича и представителя Главстроя инж. Бальчевского В.К о составлении проекта титульного списка в соответствии с телеграммой Главстроя. Я высказал им свое личное мнение, сводящееся к тому, что, исходя из учета итогов работы треста за прошедшее 1-е полугодие, не следует увеличивать лимита, а нужно перераспределить ассигнования по объектам в пределах утвержденного лимита в 12 млн. рубл. с тем, чтобы обеспечить в оставшееся 2-е полугодие выполнение работ по важнейшим объектам. Ни Кроткевич и Бальчевский, ни Слободенюк, и ни Быков НН., назначенный с 13/VII 1937 г Управляющим трестом, до этого находившийся на стройке в качестве члена бригады политуправления НКПП СССР, со мной не согласились, Быков предложил составлять титульный список на 19 млн. рубл., заявляя, что «раз Наркомат предлагает увеличить программу, то мы обязаны это принять к исполнению», и, что «делом чести его, как нового Управляющего, «в порядке ликвидации последствий вредительства» выполнить эту увеличенную программу». Исходя из этого распоряжения, был составлен к 15/VII. 1937 г проект титула на 18. 955 тыс. рубл., увезенный с собою в Москву инж. Бальчевским. Но этот проект титула утвержден в Москве не был. Зам. Нач. Главстроя Шефтель, в своем письме от 17/VIII. 1937 г., указал Быкову, что «надо честно сказать Наркому, что из плана будет выполнено, а что перейдет на следующий год», трезво оценив реальные возможности Треста (см. письмо Шефтеля).
Поэтому, когда я вернулся из командировки 25/VIII. 1937 г. я сейчас же приступил к составлению проекта титульного списка, который был окончательно согласован с Быковым и Слободенюком, в сумме 13. 600 т.р. (привожу на память), но был Быковым и б. Нач. АКО Корнюшиным Ф.Д. всячески задержан «в порядке согласования» и поэтому не отправлен в Москву. В конце концов Корнюшин, перед своим отъездом, в конце октября м-ца 1937 г. поручил рассмотрение проекта титула своему преемнику Притыко.
Таким образом, ни проект на 18. 955 тыс. рубл., и ни проект на 13 600 тыс. рубл., не были утверждены, а действовал новый титульный список, поступивший в «Камчатстрой» в августе м-це (или в июле) 1937 г., и утвержденный, с незначительными отклонениями от первоначальною титула, зам. Начальника Главстроя Исаевым 12/VI. 1937 г., в сумме 12 млн. рубл
В силу этого, видя, какую «проволочку» испытывает вопрос с титульным списком, т. е. с уточненной программой Треста, со стороны Быкова и Корнюшина, стройфинплан на 1937 г. составлялся, и был составлен, исходя из действующего титула от 12/VI. 1937 г.
Однако, уже в начале ноября м-ца 1937 г., в Управление трестом поступила телеграмма за подписями Нач. Главрыбы Андрианова и Зам. Нач. Главстроя Цукермана, о выделении дополнительного лимита в 5 млн. рубл. на стр-во Судоремзавода, без указания разверстки этого лимита по объектам (телеграмма в Плановый отдел тогда еще не была передана и я знал о ней со слов Быкова).
Таким образом, явственно следует, что замечание в акте от 9-10/XI. 1937 г. о невыясненности годовой программы было записано мною и Шалытом И.Э. вполне обоснованно, и происходила эта неясность отнюдь не по моей вине. (Упомянутые документы прошу приобщить к делу). О положении с титульным списком я составлял докладную записку в КОУ НКВД, переданную мною в средине сентября м-ца 1937 г. уполномоченному Дуболазову, которую (записку) прошу приложить.
В специальном разделе акта Экспертная комиссия говорит о моей «роли в Тресте, помимо выполнения обязанностей по должности». Опять-таки ссылаясь на авторитет и доверие, которыми я, по мнению Комиссии, пользовался в Главстрое, Комиссия упоминает о «влиянии», которое я, якобы, пытался распространить на другие части аппарата Треста.
В качестве аргумента, Комиссия приводит письмо Шефтеля от 17/VIII. 1937 г., составленное им во Владивостоке по моему докладу о положении в Тресте, и касавшееся вопросов организационных, финансовых, хозяйственных, учета, снабжения и проч. Но, что плохого было в том, что я докладывал Шефтелю, по поручению Управляющего трестом, о положении дел в Тресте?
Я никогда не относился к работе, как «чиновник», ограничивающий себя рамками «от» и «до», и, если мне поручалась работа, хотя и выходящая за пределы моих обязанностей, но я чувствовал себя способным выполнить ее, то я от такой работы не отказывался.
В этом, по-моему, нет никакого преступления
В приложении к акту Экспертной комиссии имеется заявление экономиста Коваленко И.Д. на имя Быкова от 1/XI. 1937 г., которое я, кстати, увидел впервые. В этом заявлении Коваленко явно клевещет на меня, заявляя, что я «не руководил работой отдела», «что производственные планы на II и III кварталы 1937 г. составлялись по инициативе самого Коваленко», что я, якобы, «преследовал Коваленко за критику меня, доведя его до сердечных припадков, которыми он не страдал в течение последних 10-ти лет», и, как «апофеоз» издевательства «поставил ему прогул по неуважительной причине за 19/Х. 1937 г., не считаясь с тем, что он был в городской поликлинике». Последнее с достаточной ясностью вскрывает истинную подоплеку «жалобы» Коваленко. Все работники Отдела (Склянский, Шалыт и др.) могут подтвердить, что Коваленко неоднократно с июня 1936 г. «бюллетенил» по поводу сердечных припадков, так что его припадок, если только он действительно имел место, 19/Х. 1937 г., был не «первым за последние 10 лет». Я утверждаю, что у Коваленко 19/Х. 1937 г. бюллетеня не было, поехал он в город, не согласовав этого со мною, и, в обстановке исключительного развала труддисциплины, имевшего место в 1937 г. в «Камчатстрое», я считаю, что вполне правильно поставил Коваленко прогул по неуважительной причине. Я просил Быкова наложить на Коваленко взыскания, но Быков, как оказывается, предпочел использовать Коваленко для клеветы на меня, в надежде, очевидно, использовать впоследствии этот «документ» в оправдание моего незаконного увольнения.
Я прошу затребовать и приобщить справку Главбуха «Камчатстроя» о том, сколько было выплачено Коваленко за период его работы до 19/Х. 1937 г. по бюллетеням, и за сколько дней болезни, и имел ли Коваленко бюллетень за 19/Х. 1937 г., а также допросить по этому вопросу старых работников отдела.
По поводу выговора, объявленного мне Рябовым в мае 1936 г., прошу приобщить к делу мое заявление от 28/V. 1936 г., имеющееся в делах Управления Треста.
По поводу безобразных условий работы Планового Отдела в 1936 г., прошу приобщить к к делу ряд моих докладных записок на имя Нан. стр-ва Рябова В., в частности, записку от 4/V. 1936 г.
Подпись.
Вписанному: на 1-й странице слову «моем-», на 8-й странице слову: «моей», на 9-й стр. слову: «наличия», на 10-й стр. слову: «нужным», на 13-й стр. зачеркнутому слову «работ» и вписанному: «СРЗ», на 14-й стр зачеркнутому слову: «увеличить» и вписанному слову: «увеличить», — верить.
Подпись.
