Папа, спаси меня (СИ)

Я снова повернулась к окну и начала молить Бога, чтобы мы как можно скорее оказались дома, чтобы не возникло никакой пробки, чтобы скорее все закончилось и мне не пришлось больше дышать одним воздухом с этим невыносимым, ужасным человеком!

Человеком, который, сам того не осознавая, спасет моего Егорку…человеком, который снова станет отцом…

Нет, нет. Ему точно нельзя ничего знать! Такому чудовищу, как он — точно!

Глава 22

Я вижу на дороге сбитого щенка и понимаю, что он ещё шевелится, корчится в муках, но пытается бороться за право жить. И внутри передёргивается что-то. Резко торможу машину, и Седой покачивается. Он хмурится, глядя на меня, и ворчит:

— Из меня сейчас чуть не вылетело всё содержимое желудка! Что ты за псих, Дикий? Разве можно так тормозить?

Замечаю в зеркале заднего вида перепуганный взгляд Малой. Она не понимает, что происходит, но смотрит на меня с нескрываемой паникой. Я почти чувствую, как горят кончики её ушей. Она боится, что я хочу разорвать этот Гордиев узел, который царит между нами, накаляя обстановку всё сильнее.

— Дикий, ты из-за этой срани притормозил? — бросает взгляд на щенка Седой, а я прижимаюсь к обочине и отстёгиваю ремень безопасности. Ставлю машину на аварийку, прикрывая тачкой щенка, чтобы больше никакая бесчувственная тварь не проехалась по нему.

— Единственная срань здесь ты! — зло цежу сквозь зубы я и выхожу из машины.

Следом за мной вылетает Седой, но совсем не для того, чтобы разобраться из-за тяжкого оскорбления, которое я нанёс его психике. Кажется, он и не понял моих слов. Я присаживаюсь рядом со щенком и внимательно оглядываю его, проверяю, насколько серьёзны повреждения, и не задеты ли жизненно важные органы. Он негромко поскуливает и смотрит на меня с надеждой. Он доверяет мне, и только я в эту секунду могу помочь ему. Если повреждения серьёзные, то я избавлю его от мук, но нет… Сердце начинает стучать размеренно, когда я понимаю, что его можно спасти. Кровь бьётся в жилах теперь уже медленнее, и я немного успокаиваюсь.

— Жить будешь, Морда! — улыбаюсь я и поглаживаю щенка по его шёрстке персикового цвета, перепачканной в грязи и крови.

Не знаю, есть ли у него переломы, поэтому боюсь поднимать. Нужно как-то перевезти его в клинику.

— Кирилл, тебе помочь? — несмелым голосом спрашивает Малая. И когда она только успела выйти за нами?

Седой курит в сторонке. Наверное, считает меня психом, что решил потратить время на умирающего пса, но мне плевать. Кто ещё поможет ему, если все будут спешить по своим делам и проезжать мимо? Если все поступят как та тварь, которая сбила и бросила его умирать?

— В багажнике есть покрывало. Принеси, пожалуйста! — прошу я, и Малая уходит, а через минуту возвращается с покрывалом, на которое я перетягиваю маленький скулящий комок.

Щенок начинает завывать так, что у меня аж уши закладывает, и мне даже страшно смотреть, что там, на стороне его тушки, на которой он лежал. Впрочем, я не ветеринар. Положив его на заднее сиденье автомобиля, рядом с Малой, я прошу придержать его на всякий случай и возвращаюсь на своё место. Седой ещё докуривает сигарету, поэтому я зло зажимаю сигнал.

— Ты чего такой психованный, Дикий? Ну тебе ничего минутка не дала бы, а у меня отлегло бы… — ворчит он, а я не даю ему пристегнуться и рву с места.

— Может сказаться даже одна секунда. Если бы подыхал ты, то говорил иначе! — рычу ему в ответ я.

Выворачиваю по пути следования навигатора, который перенастроил на ближайшую ветеринарную клинику и дрожащей рукой вытаскиваю из пачки сигарету. Закуриваю и максимально широко открываю окно, чтобы запах не тянуло на Малую, ведь я помню, как сильно он не нравился ей. Я нарушаю все правила движения, но мне глубоко плевать на это. Никогда не был правильной паинькой, а теперь тем более не буду.

Всё происходит как в тумане. Я не помню, как добираюсь до клиники, как сую врачу щенка и требую от него, чтобы вытащил псину с другого света, если потребуется. Сую ему десятку и говорю, что я непременно вернусь, и если ещё нужно будет доплатить, то в долгу не останусь. Ветеринар тут же приступает к обработке животного, а я понимаю, что вряд ли ещё увижусь с ним. Я вернусь в клинику, чтобы оплатить все процедуры, но я не собираюсь смотреть в эти преданные глаза, которые будто бы молят меня не оставлять его одного.

В машину я возвращаюсь взвинченный. Кажется, что вся кожа покрылась тонкими иголками, как у того дикобраза. Седой снова курит, но едва видит меня, бросает сигарету и садится в салон.

— Как он? — обеспокоенным голосом спрашивает Малая, но я игнорирую её слова.

Лучше бы подумала о больном сыне, которого бросила на няньку из-за своего придурка мужа. Меня бесит тот факт, что Малая оставила ребёнка с чужими ему людьми, ведь в таком состоянии он особенно нуждается в маме. Впрочем, всё это их дела… Их заботы. Почему я вообще должен беспокоиться об их пацане?