Папа, ты попал!

Максим… Мой Максимка нашёл меня. Он сидит за столом, отрешённо поглядывает в окно, но как только переводит потухший взгляд на меня, будто стряхивает с лица задумчивость. Он растягивает уставшую полуулыбку, резко вскакивает с места. Торопливо огибает стол, стоявший в центре комнаты, и пускается ко мне навстречу.

Как же я скучала по нему. Как будто прошло не четыре дня, а целая вечность. Обиды все ушли, горькие воспоминания рассеялись бесследно.

— Руки! — инспектор грубо пресекает попытку обнять меня. — Трогать не разрешается! Правила есть правила!

А я не знаю чего мне хочется больше: оказаться в его ласковых объятиях или услышать голос, вгоняющий в транс. Всего. Мне хочется всего понемножку. А вредный надсмотрщик как назло и не думает оставлять нас наедине.

Но правила придуманы не для Максима. Он загребущими руками сжимает меня, что на время я перестаю дышать. Всё становится пустым и неважным.

Дурманящий аромат Максима кажется мне таким родным, все эти дни я только и делала, что мечтала ощутить его вновь.

Так тепло рядом с ним. Вот он комфорт. Только с ним мне спокойно.

Максим ладонями стискивает моё лицо, бегает глазами по моему взгляду, будто ищет во мне изменения.

— Как ты, веснушка? — спрашивает он, а я просто киваю, уронив слезинку ему на ладонь. Сказать ничего не получается, дыхание спёрло. — Почему? Почему ты не позвонила мня?

— Я… я не могла вспомнить твой номер, — вру я.

Я действительно не помнила его номер телефона, но больше всего я не хотела тогда, чтобы он разочаровался во мне, чтобы он решал мои проблемы. Это всё равно, что заново изобретать велосипед. Только чудо может мне помочь, от этого и горько.

— Всё будет хорошо. Я вытащу тебя отсюда, обещаю.

Он крепко прижимает мою голову к груди, целует в макушку, а я цепляюсь за его футболку, до конца не веря своим глазам.

— Прости, прости меня, — шепчу я как заведённая, вспомнив тот злополучный день. Его взгляд, раздирающий душу, и мои последние слова, обращённые к нему. — Прости, я не хотела. Правда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты глухой, что ли? — с претензией обращается инспектор к Максиму.

— Дай минуту! Ну что ты в самом деле не человек что ли? Меня же досмотрели! Через рамку я прошёл. Что ещё нужно? — вибрирует его грудь от утробного голоса, но для меня голос его сладок как мёд.

— Правилами неположено! — инспектору приходится практически вырывать меня из объятий Максима, он цепляется за мою руку, не отпускает. — Садитесь на место за оградительное стекло! У вас не так много времени.

Мне хочется рыдать от несправедливости.

Я вижу как Максима всего предёргивает от того, что приходится подчиниться. Он нехотя выпускает мою руку и проходит за стол. Садится и складывает руки на столе, презренно глянув на каменное выражение лица сотрудника СИЗО.

— Время пошло! — тот встаёт по стойке смирно у стены, уставившись в окно.

Моментально забываю о том, что в комнате помимо нас находится посторонний человек. Присаживаюсь на краешек лавочки и обнимаю себя руками. Мне стыдно смотреть Максиму в глаза. Обычно я только и делаю, что доставляю ему проблемы. А если вспомнить, как я обошлась с ним в нашу последнюю встречу, так вообще начинаю жалеть, что пришла сюда.

— Надя, расскажи мне всё. Всю правду, какой бы она ни была.

— Ты тоже считаешь меня виноватой? — вырывается из меня вновь рождённая в сердце обида.

— Нет! Что ты, конечно же, нет! Но чтоб помочь тебе, мне нужно знать все подробности, — он бросает быстрый взгляд за мою спину. Туда, где стоит охранник. Максима напрягает он, ему даже приходится тщательно подбирать слова. — Может быть, было что-то такое, что могло показаться тебе странным?

Вспоминать мне не нужно. Я до сих пор раз за разом проживаю этот день, выстраиваю в голове цепочку событий, от которых тошно. Я совершила кучу ошибок. Одна ошибка повлекла за собой другие, они наложились друг на друга и в итоге, эту высоченную стену мне уже никогда не перешагнуть.

Была бы возможность, я бы заново прожила тот день. Только многое сделала бы уже по-другому.

— Сложно говорить о странностях, когда сама ощущаешь себя ещё той чудачкой, — с горечью выдыхаю.

А следом я рассказываю Максиму всё. Я с трудом произношу слова, но если ему это так важно, то я готова вновь окунуться в топкое болото.

Я рассказываю всё: о том, как к нам захаживал сосед, а потом как он же оказался со мной в той самой маршрутке, в которой я улизнула от Максима. Я рассказываю о том, как долгое время не знала куда податься, как хотела бросить всё и уехать к маме, но волею судьбы оказалась в полицейском участке.

Вроде бы ничего не упустила.

— Надь, — Максим с раскаянием смотрит на меня сквозь стекло, я вижу как он желает помочь мне. Как он голыми руками готов перерыть всю землю в поисках правды. — Что тебе говорила Милана?

— Ничего такого, просто дала мне полный карт-бланш. Сказала, что больше на тебя не претендует, — отмахиваюсь, но вдруг осекаюсь, округлив глаза. — Погоди-ка, а откуда ты знаешь о Милане?

— С тобой был мой человек. Герман. Он же Кирилл.