Запивая варево водой, старик вместе со своим слепым псом сидел в тени под навесом и вдруг рассмеялся. «На каждом поле для меня припасена пища! — сказал он. — Поработаешь день, и нам с собакой хватит еды на целых три». Однако вскапывать чужие участки оказалось не так-то просто. Старик не знал, какое расстояние между лунками соблюдали люди при посадке. К тому же очень многие, чтобы успеть положить семена в почву перед дождём, привлекали к этой работе детей. Мотыги использовались и длинные, и короткие; сила прилагалась и большая, и маленькая; расстояние между лунками намечали на скорую руку, тяп-ляп. Другое дело опытные земледельцы. Они сеяли равномерно, соблюдая строгий порядок. В былые времена никто не позволил бы детям копать лунки! Но эта засуха всё перевернула с ног на голову. Больше у старика не получалось за один день накопать зёрен кукурузы на три дня вперёд. Он работал не покладая рук целый день, и когда везло, еды хватало на два дня, а когда не везло — едва ли на день.
Кукуруза становилась всё выше, и глухой ночью слышался слабый, еле различимый звук растущего стебля, похожий на дыхание крепко спящего младенца. Сидя со своим слепым псом и приходя в себя после изнурительной дневной работы, старик слушал, как дышит растение, и чувствовал во всём теле приятное тепло и лёгкость. Взошла луна, похожая на лицо женщины, и тарелкой повисла в необъятном небесном просторе. Звёзды мерцали вокруг неё, словно пуговицы на новой просторной одежде из дорогого синего шёлка, купленной по поводу Праздника весны. Тут старику захотелось задать псу вопрос: «Скажи, Слепыш, сколько сучек у тебя было в молодости?» Пёс невидящими глазами недоумённо уставился в лицо своему хозяину. А старик добавил: «Говори правду, Слепыш, здесь нет чужих, только ты, я и тишина». Пёс по-прежнему ничего не ответил.
«Не хочешь говорить, ну и не надо», — вздохнул старик, закуривая. Затем, глядя в небо, произнёс: «Как же хорошо было в молодости, в теле были силы, в постели были женщины. Если женщина сметлива, ты придёшь с поля — она тебе воды поднесёт, по лицу пот течёт — она веер подаст, снег идёт — она тёплым одеялом укроет. После бессонной ночи в её объятьях рано утром собираешься вставать, чтобы идти на поле, а она скажет: „Ночью ты устал, поспи ещё немного“. Такая жизнь, — старик сделал глубокую затяжку и выпустил длинную струю дыма, похлопал пса по спине, и продолжил: — Чем такая жизнь отличается от жизни небожителей?» Затем спросил: «У тебя была такая жизнь, Слепыш?»
Пёс молчал.
Старик не унимался: «Скажи, Слепыш, не ради такой ли жизни мужчины приходят в этот мир?» Больше он не требовал ответа от незрячего пса и сам ответил на свой вопрос: «Я говорю — да». И добавил: «Однако в старости всё уже не так, в старости живём ради деревца, ради травинки, ради внуков. И жизнь, как ни крути, всё же лучше, чем смерть». Сказав это, старик затянулся табачным дымом и при свете огонька почувствовал, как его уха нежно-зелёными нитями коснулся звук, исходящий от стебля кукурузы. Он посмотрел на растение и увидел, что верхушка, уже достающая ему до колена, вдруг раскрылась, и дудочка нового листа показалась из её бледно-лиловой и светло-жёлтой сердцевины. На молодом стебле уже было девять листьев, которые изгибались дугой словно лук. Поднявшись с земли, старик взял мотыгу и вырыл у основания стебля ямку, в которую он и пёс помочились. Затем налил в ямку три миски воды, присыпал землёй. Три раза копнул мотыгой, пять раз закинул землёй, и вокруг основания побега снова образовалась горка. Опасаясь, что может внезапно налететь ураган и сломать побег под самый корень, старик той же ночью отправился в деревню и отыскал там четыре тростниковые циновки. На расстоянии четырёх чи от стебля он с четырёх сторон воткнул по шесту и окружил их четырьмя тростниковыми циновками, создав для побега подобие палисада. Стягивая циновки, он сказал: «Слепыш, сходи-ка в деревню за верёвками, любые подойдут». Незрячий пёс тут же побрёл, стараясь не сбиться с горной дороги, и когда свет луны затмил свет звёзд, он вернулся, держа в зубах остатки соломенной шляпы, которую старик разорвал во время урагана.
Старик тут же крепко привязал тростниковые циновки к шестам соломенными полосками. Но полосок было слишком мало, и ему пришлось пустить в ход чёрный пояс от своих штанов. Когда он закончил своё незатейливое рукоделие, на востоке уже забрезжил рассвет. Обнесённый тростниковыми циновками участок в утренних сумерках был похож на маленький садик перед домом зажиточной семьи. Посреди этого садика, словно флагшток, возвышался одинокий стебель кукурузы. Жил он припеваючи — вода и удобрения спасали его от жажды и голода, а в знойный полдень циновка, нависавшая над ним в виде купола, укрывала от солнца. Растение быстро росло, и спустя пять-семь дней его верхушка уже показалась над изгородью.