Папина дочка

В тот день все шло по обычному кругу. На работе отгул взяла, занялась хозяйственными делами. Ириша ушла с Володей в кино, Леночка сидела на улице, на скамье, в компании дворовых мальчишек. Песни под гитару пели. Люда даже подпевала им немного, когда готовила ужин: «…Я готов целовать песок, по которому ты ходила…» Потом позвонил Саша, сказал, что задержится на работе. А потом якобы на ночное дежурство в магазин пойдет – внеочередное. Она все выслушала, выдавила из себя что-то вроде: «Хорошо, Саш, поняла», потом положила трубку… И села на стул, опустив руки.

Сколько это еще может продолжаться, господи… Эти задержки на работе… Нет у него никаких задержек, вранье наглое! Потому наглое, что ведь знает, как ей проверить это легко – на одном же предприятии работают! И про внеочередное ночное дежурство – тоже вранье…

Из гостиной послышался звук веселого мультика в телевизоре, и уже не смогла с собой совладать, сорвалась со стула…

Таточка сидела на диване, обняв любимого плюшевого зайца – папочкин подарок, – внимательно смотрела на экран. Люда спросила тихо, но почти угрожающе:

– Ты все уроки на сегодня сделала, Тата?

– Нет…

Даже головы к ней не повернула. Нет, и все. Вроде того отстань, не мешай мультик смотреть.

– Но уже половина восьмого! Когда же ты собираешься их делать?

– Когда папа придет… – тихо, со слезой в голосе проговорила Тата. Видимо, услышала раздраженные нотки в ее требовании.

– А если папа сегодня вообще не придет? Если он с работы сразу на ночное дежурство уйдет?

– Нет, он придет… Придет… Я папу ждать буду… У меня там задача с ответом не сходится…

– Так давай я тебе помогу! Вместе разберемся с твоей задачей!

– Нет… Я лучше папу ждать буду…

– Ну почему, Тата, почему?! Почему ты вредничаешь, можешь мне объяснить? Почему со мной не хочешь уроки делать?

– Потому… Потому что папа понятно все объясняет…

– А я что, непонятно? А ну, хватит вредничать, пойдем уроки делать! Ну? Чего сидишь? Вставай с дивана, я сказала! Идем!

Тата вжалась в диванную подушку, смотрела на нее снизу вверх, как испуганный зверек. Люда повернулась, выключила телевизор, снова встала над ней:

– Ну?! Я жду! Вставай, идем!

Она видела, что еще чуть-чуть, и Тата зарыдает отчаянно. Видела, но справиться с собой не могла. Будто лопнуло внутри что-то, какой-то механизм сломался, который отвечает за терпение да смирение. И кто знает, что бы она дальше сделала – наверное, силой стащила Татку с дивана… Но тут в прихожей хлопнула дверь и в проеме гостиной показался Саша. Вид у него был такой, будто он бежал сейчас очень быстро – дышал тяжело, волосы на лбу взмокли.

Татка скользнула ужом с дивана, бросилась к нему с криком:

– Папа! Папочка! Ты пришел, папочка… Пришел…

Люда только руками развела да тяжело и горько вздохнула. Потому что со стороны все выглядело так, будто она ребенка истязала зверски, а папочка это почувствовал и примчался на всех парах, чтобы вытащить из беды… Вон как ловко подхватил на руки, как обнял, как прижал к себе милую дочь! Ни дать ни взять спаситель явился…

В тот вечер он не ушел никуда. Остался дома. Люда и не стала ничего спрашивать про ночное дежурство, а ведь могла бы спросить… Причем не просто так спросить, а с издевкой. Имела право. Но не стала… Как-то вдруг схлынуло вместе с раздражением все накопившееся отчаяние, и пришло другое чувство, похожее на равнодушие. Впрочем, оно было ничуть не слаще прежнего отчаяния, которое раньше держала в узде, не показывала…

Ночью Татка опять прибежала к ним в спальню, ужом пробралась к Саше под бок. Бормотала что-то с хныканьем про страшный сон, а Саша в ответ нашептывал ей на ухо что-то ласково-успокаивающее. И никто из них не услышал, как Люда безмолвно плачет в подушку, изо всех сил стараясь удерживать ровное дыхание. Слезы бежали по щекам, скапливались в уголках губ, и она слизывала их языком, ощущая горько-соленый вкус. И в который уже раз принималась спрашивать неизвестно кого – за что? За что ей послано такое наказание – нелюбовь родной дочери? Почему ж так несправедливо ее любовь только отцу выдана, по какой такой мерке? Вся, вся отцу выдана, до самого донышка. А ей – ни капли… За что, за что?

На следующий день с утра у нее голова болела так сильно, что работать не смогла. Отпросилась домой пораньше. Тихо открыла дверь квартиры своим ключом…

И застыла в прихожей, прислушиваясь. Саша и Тата были в гостиной, беседовали меж собой. Но боже мой, что это была за беседа… Лучше бы она этого не слышала, честное слово! И впрямь следовало бы объявить о своем присутствии, но она почему-то не могла сдвинуться с места. Стояла и слушала затаив дыхание…

– …Да, я давно уже хочу с тобой поговорить. Таточка… Вернее, спросить тебя… Конечно, ты маленькая еще, чтобы с тобой обсуждать такие вопросы, но… Ты ведь у меня умная девочка, правда? Ты постараешься услышать меня, не будешь сердиться?

– Нет, пап… Я не буду сердиться, обещаю тебе, – тихо и немного торжественно обещала Тата. – Говори, пап…