– Странный вопрос, Наталья Петровна… Конечно, я ее люблю! Я же мать…
Произнесла это сакраментальное «я же мать» и задумалась. Вернее, ощутила что-то такое… Будто в лицо плеснули затхлой водой. И срочно захотелось умыться, чтобы… Чтобы не думать, не проводить никаких болезненных ассоциаций. Но все равно потом долго в голове копошилось: «Я же мать, я же мать…» И будто даже голос мамин издалека звучал…
– Что с тобой, Танечка? – заботливо спросила Наталья Петровна. – Так побледнела вдруг…
– Ничего. Все нормально. И вообще, я считаю, у нас с Пашей прекрасная семья, и ничего плохого не вижу в том, что он привязан к дочери. Я тоже к ней очень привязана, просто работаю много… Так уж сложилось, ничего не поделаешь…
Больше они к этому разговору не возвращались. Время шло, мелькало веснами, и ничего не менялось в их жизни. По крайней мере, Тате казалось так – ничего не меняется. Вон уже и Аллочку в четвертый класс проводили… Вернее, провожал ее первого сентября Паша, а она, как всегда, на работу опаздывала. Хотела чмокнуть Аллочку в щеку, но та отстранилась, глянула на мать удивленно: чего это ты? Подумаешь, первое сентября… Не надо меня целовать, я не хочу! Тата не обиделась, конечно, хотя было в этой дочерней отстраненности что-то неприятное, да. Потом, уже на работе, это чувство растворилось в текущих делах. Много их было, дел… Очень много. Только успевай поворачиваться, если достигнуть чего-то хочешь.
В материальном отношении тоже все складывалось неплохо: зарплату ей прибавляли стабильно. Паша же, наоборот, подобными успехами похвастать не мог. Но ведь и не требовала она от него подобного «хвастовства»… Просто получалось так, что больше времени проводила на работе, чем дома. Добытчицей была. А Паша – наоборот. Паша бежал с работы домой – к дочери. Но чего уж греха таить, ей и самой такой расклад нравился…
Все изменилось в одночасье – как, впрочем, оно и происходит всегда. Вдруг средь бела дня позвонил на мобильник Паша, проговорил взволнованно:
– Тань, маму на «Скорой» увезли… Мне сейчас Аллочка позвонила… Пришла из школы, увидела, что бабушка лежит на диване и на вопросы не отвечает, и побежала к соседке. А та уже врачей вызвала…
– А что с ней, Паш? Что врачи сказали?
– У нее инфаркт… Я все никак в себя прийти не могу, Тань! Какой инфаркт? Откуда? Она ж никогда на сердце не жаловалась… Хотя чего я говорю, мама вообще никогда и ни на что не жаловалась…
– Паш, возьми себя в руки, слышишь? Давай, срочно поезжай в больницу! Ты знаешь, куда ее отвезли?
– Да знаю… Еду уже. Там, дома, Аллочка одна осталась… Она напугана очень… Может, ты с работы сегодня отпросишься, Тань?
– Конечно, я отпрошусь. Хотя… Я же совсем забыла… У меня же сегодня дело в арбитражном суде рассматривается… Но после арбитража я сразу домой поеду, Паш!
– А сейчас никак нельзя? Аллочка там одна…
– Перестань, ничего ей не сделается, большая уже! Ну напугалась, да… Тем более я же приеду! Не так быстро, но приеду…
– Ладно, я понял… До связи, Тань. Уже к больнице подъехал…
С того дня как заболела Наталья Петровна, и начался у них семейный разлад. Словно свекровь была тем самым стержнем, на котором все держалось. А может, оно так и было на самом деле? Тата никогда не задумывалась. Работала много, а домашняя жизнь проходила параллельно с рабочим временем. Параллельные прямые же не пересекаются…
Паша теперь почти все время находился в больнице, рядом с матерью. На работе отпуск оформил. Выхаживал ее как заправская сиделка, с ложечки куриным бульоном кормил. А домашние заботы легли на ее плечи, и оказалось, что этих забот столько, что только успевай поворачиваться! Но и это было еще не главной проблемой…
Аллочка оказалась ее проблемой, как ни странно. Вернее, не сама по себе Аллочка, а отношения с ней. Не получалось, не складывалось что-то… Будто Аллочка обижалась на нее за отсутствие в жизни отца и любимой бабушки.
Сначала Тата сердилась на дочь: она, что ли, виновата в том, что бабушка заболела? Сердилась, раздражалась, даже слегка гневалась… В конце концов, она своей работой жертвует ради поддержания домашнего очага! А работа у нее серьезная, между прочим! Очень ответственная! Одних только арбитражных исков сколько, да на такие суммы, что самой страшно! А тут, понимаешь ли, дочь ее не ценит… Не слушает, не обращает внимания на ее замечания, даже в глаза ей старается не смотреть! Она дочери говорит что-то, а та сидит, нахохлившись, и в сторону смотрит… Будто матери нет рядом, будто она одна в комнате!
А потом раздражение и гнев обратились в испуганное непонимание: что вообще происходит? Она же ей мать, а не чужая женщина… Попыталась как-то наладить общение, даже извинилась, что была немного груба и нетерпелива…
И опять та же реакция. Алла никак не отреагировала на ее извинения, смотрела на мать холодно и отчужденно. Зато с отцом по телефону могла болтать сколько угодно и ждала его вечерами, когда придет из больницы, спать не ложилась…