Папина дочка

Не сказать, что такая сильная привязанность дочери к отцу была для нее открытием. Вовсе нет. Просто раньше она это обстоятельство оправдывала как-то: например, что поздно приходит с работы… Ведь должен кто-то в семье деньги зарабатывать, почему не она? И Аллочка должна понимать это! Или Паша должен был ей объяснить!

А она не понимает, выходит… Не понимает и не принимает. Будто ей мать – чужой человек…

Но по большому счету, как ни крути, отношение к ней дочери оказалось открытием – очень неприятным. Так испугалась вдруг, что в попытках найти общий язык начала яростно навязывать себя Аллочке, приставать с расспросами: как, мол, в школе дела да отчего такая грустная, давай с уроками помогу… Аллочка как-то странно поднимала одно плечо, смотрела исподлобья, словно спрашивала: чего пристала? Не надо мне ничего… Ни задушевных диалогов, ни помощи и тебя саму тоже не надо…

Странным было и то, что Паша не желал слушать ее жалоб на дочь. Отмахивался – не придумывай, мол… Просто она за бабушку переживает, не надо к ней лезть с разговорами. И вообще, я устал… Весь день в больнице около мамы нахожусь, с утра и до вечера…

– Так давай я тебя подменю? – предложила было Тата, на что Павел отреагировал довольно странно, будто испугался сильно:

– Нет-нет, что ты… Мама уже привыкла, что я с ней… И все врачи меня знают, и медсестры… И я знаю, что нужно делать и когда…

Однажды она все же отпросилась с работы и пришла в больницу к Наталье Петровне. В конце концов, она ей тоже не посторонняя!

Накинув на плечи белый халат, решительно шагала по больничному коридору. Уже подходя к палате Натальи Петровны, увидела вдруг – двое стоят у окна. Медсестра в голубой униформе – к ней лицом мужчина стоит спиной. И даже не поняла сначала, что этот мужчина – Паша…

Ей хорошо было видно лицо медсестры. Не сказать, чтобы красивое – обычное совершенно лицо. Но глаза… Какими глазами она смотрела на Пашу! И как у нее губы дрожали, будто она очень хотела улыбнуться, но боялась этой улыбкой спугнуть что-то важное!

А Паша вдруг поднял руку и погладил тыльной стороной ладони эту медсестру по щеке. Нежно так погладил. И сказал ей что-то, отчего та улыбнулась все-таки и будто потянулась лицом за его ладонью, как тянется кошка за ласковой рукой хозяина. И даже глаза чуть прикрыла от счастья…

А Тата стояла как соляной столб. Казалось, руки и ноги навсегда потеряли подвижность, и внутри разливался страх чернильным пятном. Нескольких секунд ей хватило, чтобы понять: а ведь у них любовь… У этих двоих… У ее мужа Паши и медсестры-кошки… Не просто флирт или пошлый адюльтер, а именно любовь. Стоят, ничего кругом не видят, не слышат. И даже опасности за спиной в ее лице не почуяли.

Когда очнулась, первой мыслью было подойти, устроить скандал. Проговорить злобно в лицо этой кошке: я законная жена, я! А потом Пашу отправить домой и запретить ему вообще сюда приходить! Именно так и надо сделать, да!

Сделала несколько шагов вперед, но вместо возмущения вдруг произнесла тихо и обиженно:

– Паша?!

Он обернулся к ней, еще не успев стереть с лица всю нежность, обращенную к медсестре. Смотрел пустыми глазами. Ей даже показалось, в этих глазах мелькнула досада: зачем помешала, кто тебя просил? Медсестра тоже глянула на нее вовсе не так, как хотелось. Без испуга глянула, но со спокойным интересом. Будто уверена была в своем превосходстве. В своей победе над ней – полной и безоговорочной. Потом повернулась, пошла от них быстро по коридору…

– Что это было, Паш? – спросила тихо, близко подойдя к нему и заглядывая в глаза.

– Ты хочешь прямо здесь выяснять, что это было? – спокойно произнес Павел, отводя в сторону взгляд.

– Да… Я так хочу… – пролепетала она неуверенно.

– Не время сейчас и не место, Тань. Давай обо всем дома поговорим, хорошо?

Обо всем… Обо всем! Тата услышала, какой значительный акцент он сделал на этих словах. Стало быть, есть о чем говорить! И есть что решать… Стало быть, слишком далеко все зашло у него с этой медсестрой!

– Хорошо. Дома поговорим… – заставила себя произнести с огромным трудом. – А я вот Наталью Петровну пришла навестить… Как она, кстати?

– Сказали, скоро домой выпишут. Может, через неделю, может, через две. Ну, идем, если пришла…

Наталья Петровна ей обрадовалась. Даже очень. Но было в этом «очень» что-то такое… Нарочитое. Виноватое. Будто она за Пашу извинялась, что ли…

Из больницы домой возвращалась пешком. Каких-то особенных мыслей в голове не было, кроме одной и той же, повторяющейся круговоротом: этого не может быть, просто не может быть, и все… Не может быть, не может быть…