Папская область

— Падре, уважаемый падре, я — очень грешный человек, — (Паоло прикрыл глаза, столько раз в своей жизни слышал он такие речи… Признавались ему и в проступках, и в преступлениях, в дурных намерениях, сомнениях и слабостях, лени и страсти, похоти, жестокости, а однажды, даже в неверии…) — выслушайте меня, ибо я разрушитель, глупец и убийца, — Пьетро говорил всё быстрее, ему не хватало воздуха, он глотал слова, заикался, его нездоровое волнение начало передаваться и собеседнику— ещё вчера утром я был счастлив в моей семье, и вот к вечеру всё изменилось. Сегодня мой сын Джованни мною же был наказан за низкий и непонятный проступок, заперт в подвале, я отказал ему в праве сидеть с нами за одним столом — (Паоло показалось, что он ослышался, брови его поднялись, рот приоткрылся от изумления, но руку Бернардоне он всё- таки не отпускал) — и это теперь, когда все натерпелись страхов из-за войны, и когда, казалось, всё так счастливо для нас закончилось… Ведь я не только отругал его, не только отринул, но и побил! А потом — Бернардоне застонал — и проклял!!! Боже, что чувствовал мой бедный мальчик! Его оттолкнул и ударил отец, которого он любил и от которого ждал только любви ответной! До конца моей жалкой жизни я буду это помнить. Ведь я не за прощением пришёл, падре, не за пониманием! Если можете, накажите меня за это предательство, опозорьте перед всем городом… Я хочу испытать боль ещё большую, чем испытываю сейчас. Хочу быть уничтоженным так же, как мною был побит мой Франческо (Паоло не понял о каком Франческо идёт речь, но промолчал). И всё равно, этого будет мало… А впрочем, всё уже свершилось и ничто не поможет. Какие адские бездны…, какой холод!..

Так, рыдая в голос, исповедовался Пьетро Бернардоне священнику своей церкви, а тому, никогда не имевшему семьи, выросшему без родительской ласки в бедном монастыре, вдруг показалось, что он сам и есть этот страдающий отец, побивающий и проклинающий собственное дитя. И содрогнулся падре Паоло, стиснув в ладони висящий на груди, крест. О, Мадонна! За что нам такие муки? Где-то в небесной синеве пожимали плечами и поправляли: не «за что?», а «для чего!» и удивлялись, мол, что ж вы там внизу все такие глупые? Ведь яснее ясного — человек рождается!

Получив от отца таинственную монету, отправился Франческо к старым конюшням, где среди множества людей предстояло найти синьора Серафини. Там ему пришлось отказываться от приглашений разделить бедную трапезу, отводить от себя руки смеющихся женщин, отвечать шуткой на их остроты и настойчиво, шаг за шагом обходить эту полуголодную, неяркую местность. Повсюду слышались громкие голоса, которые совсем не мешали спать зарывшимся в солому личностям, встреча с которыми в окрестных рощах обещала проезжающим сильные впечатления. Наконец, какой-то страшный и худой человек, назвавшийся Ренато и тело которого было прикрыто едва ли не рогожей, вызвался его проводить. Недолгий путь их среди повозок, голодных взглядов грязных ребятишек, каких-то тюков с товаром, сундуков и прочего скарба завершился внезапно. Показав издалека на группу людей, готовивших себе пищу на костре, Ренато остановился. Молча покачав головой, дальше он идти отказался, и, получив монетку, пятясь, отступил. Оставшись в одиночестве, Франческо вдруг вспомнил тот злополучный день сражения под стенами Перуджи, когда вот так же оказался он один среди врагов и был пленён. Отгоняя воспоминание, призвал он имя Господне, и ноги привели его к костру, где четверо мужчин, сидящие тесным кругом, заметили опрятно одетого юношу. Один из этих людей поднялся и, как показалось, приветливым жестом пригласил его подойти ближе. Франческо был наслышан о случаях разбоя на дорогах, последнее время участившихся в связи с недавней войной, но решил не показывать своего беспокойства. С видом самым независимым подошёл он к незнакомцу, с достоинством приветствуя его и всю компанию. Конечно, Франческо не мог вспомнить как выглядел, остановившийся когда-то в их доме синьор Серафини, не до гостей отца было ему той весной. Всё его время занимала тогда одна интересная, юная особа, которую он заметил на площади, гулявшая в сопровождении служанки. И хотя увлечение это было и кратким и несерьёзным, господина Серафини в доме отца он всё таки просмотрел. Сейчас же ему оставалось только поверить на слово своему странному вожатому, хотя, как теперь представлялось, доверия этот Ренато никакого не вызывал. Выбора уже не было, и сделал Франческо ещё один шаг на пути, скрытом от него сейчас стараниями каких-то непонятных сил. Вздохнув, он, наконец, решился и учтиво произнёс:

— Доброго дня всем Вам, господа! Желаю приятного отдыха. Мне сказали, что здесь я могу найти синьора Марио Серафини.

Сидевшие вокруг костра продолжали пристально рассматривать своего неожиданного гостя, неприятное молчание всё длилось и длилось, недоверие было налицо. Франческо опустил глаза, не таким уж простым оказалось поручение отца. Наконец, чей-то голос произнёс:

— Назови своё имя, юноша, и кто тебя послал?