— Разумеется, — безмятежно отозвался остроухий. — Подслушивал и подсматривал — я, знаете ли, несу ответственность за то, что рискнул оставить вас с опасной менталисткой. Это после травмы-то! Я бы и не стал этого делать, но ситуация была критической. На меня она реагировала плохо, господин Шокуо-Ретха сделал все, что мог, оставались… экспериментальные методики.
— Вот за это я и ненавижу головастиков, — буркнул великан. — Всё и всегда у вас с подвохом.
Фейри улыбнулся, показательно продемонстрировав весьма острые клычки.
— Признаться, — сказал он мягко. — Для того, кто ненавидит головастиков, вы слишком хорошо умеете их понимать. И слишком уж тянетесь к ним. Нет?
От необходимости отвечать его спас громкий, как кабздец, Рыда. На сей раз друг явился с боевой поддержкой, то бишь, супругой. Великан в очередной раз благословил небо за то, что на свете существуют друзья.
— Фьорд, ну как же так! — щебетала Чичи, которой всегда было сразу и много. — Выглядишь осунувшимся. Кошмар просто! А где та девушка? Я принесла одежду, и еды, и всё по-мелочи для маленького. Что значит, мне туда нельзя? Беспредел! Произвол! Мне — можно!
Великан посочувствовал мысленно менталисту, но спасать не стал: пусть Чичи немного собьёт остроухому спесь. Экспериментальные методики, мать его…
— Так что там, ты говорил, за заваруха?
— А, — Рыда оскалился. — Кажись, у нас в городе меняется власть. Ну, то есть, уже сменилась.
— Чего?!
— Да, ты, друг, многое проспал, — сказал орк. — Так бывает. В общем, дела такие: наш Жрец решил, что ему надоело каждый раз по два часа втирать всяким придуркам свою — как он там говорит? — политику партии. На фоне случившегося наши доблестные Главы Гильдий разродились очередной отборной порцией вони, и терпению Жреца, по ходу, пришёл окончательный он самый. Вот и решил его Претемнейшество, пока у нас гостят драконы, слегка подсократить количество тех, кто треплет нервы. Как итог, гильдейский Глава и верховный маг всея Чу арестованы. Завтра общегородское собрание, а нам, гвардейцам, надо быть там в полном составе — Властелин будет вещать перед народом, и скажет, судя по всему, много интересного, раз созывает всех друзей, включая нас и некромантов. Сечёшь? Представляешь, что за концерт будет, раз нужна такая подтанцовка? В последний раз такое горячее шоу нам обламывалось, когда Главу боевиков изгоняли.
— Ясно, — прищурился Фьорд. — Значит, я выздоровел.
— Чудесное исцеление?
— Оно самое.
— Смотри, брат, поосторожней: головастики сказали, что ты ещё несколько дней проведёшь в лекарской койке.
— Вот разгребём всё — тогда и отлежусь, — хмыкнул Фьорд. — Что бы там ни было, но, коль уж так девки пляшут, моё место — за плечом Властелина. Новых уродов у власти, после всего, не хотелось бы.
— А то, — ощерился Рыда. — Мне провести с ребятами дополнительную беседу на тему правильных политических взглядов?
— Сам проведу, — хмыкнул Фьорд. — Сейчас вот только свалю отсюда — тем более что, кажись, головастикам опять не до нас.
Это было правдой: один из братьев доброты, обслуживавших смежное, лекарское крыло, примчался в мыле и начал быстро что-то вещать ошалевшему от счастья остроухому про двух с половиной новых пациентов, которых доставил сам Властелин. Точнее, одного доставил, и он вроде как в полуразобраном виде, некроманты трудятся, пытаясь собрать. Вторая была на подходе, и не с чем-то, а с передозом пыльцы.
Фьорд только покачал головой: кажется, пока он спал, Ири развлекалась на все лады — так, как только могла. Что за это время вообще не успело случиться?!
Игорь ненавидел больницы — ещё там, на Земле.
Притом не сказать, что уровень заведения сильно влиял на это чувство: его одинаково раздражали и прилизанно-дружелюбные частные клиники, и развесёлые государственные, все как один, вне зависимости от профиля, напоминающие гастролирующую психбольницу со вкрай задолбанными врачами, рвущимися без очереди разномастными пациентами и бюрократией головного мозга в качестве главного диагноза.
Да, декорации и расценки у медицинских заведений разные, но вот запах всегда относительно одинаков: антисептика, хлорки, нездоровых тел, боли, страха, волнения. В стационаре к сему букету можно было добавить ещё и неповторимый аромат немытых тел и экскрементов — в качестве вишенки на торте, так сказать.
Если подумать, Игорь всегда был аномально чувствителен к запахам — просто, как ни странно, не осознавал этого. Тем не менее, знал и чувствовал многое там, в самой глубине души, пусть и никогда не говорил вслух.
Да, он ненавидел больницы, но верхушкой топа его неприятия были приёмные покои в травматологии и залы ожидания у операционных. Сидеть, закидываясь дешёвым кофеином из автомата, не чувствуя вкуса, и ждать новостей в компании таких же, как ты. Растерянных, порой — заспанных, в домашней или небрежной одежде, со всклокоченными волосами. Кто-то кусает губы, кто-то отчаянно обзванивает знакомых, кто-то заламывает пальцы… Всех их выдёргивают внезапно, из привычной, спокойной жизни, и заставляют ждать.
Мало что бывает хуже.