– Да уж, ты-то, костюмер-убийца, наверняка каждый день людей мочишь! – Коля съязвил, не сдержался. Хотелось отобрать игрушку и снова залепить ей пощечину, потакая домашнему насилию во благо, хоть и знал, куда выстлана дорога такими намерениями. – Ян, человек – не нарисованная мишень и не фотография бывшего, подвешенная в тире. Если ты засветишься с пушкой и не сможешь выстрелить – ты все равно сядешь, если повезет, не в тюрьму, а в дурку, а он останется на свободе. И я сяду вместе с тобой, кстати. Ты разрушишь еще две жизни и ни одну не спасешь.
– Я смогу.
– Хорошо, тогда выстрели мне сейчас в ногу. Мне ничего не будет, по знакомству заштопают. Давай! И если ты сможешь нажать на курок – иди и убивай своего бывшего. Тогда игра стоит свеч. Ну же – выходи, вот там, за забором, камер нет. Ты уже вон как поднаторела – просчитала все. Только пока в карман положи, не выскакивай из машины с моим пистолетом.
Яна послушно вышла из машины, озираясь по сторонам и боясь пропустить появление Никиты. Она шла вслед за Колей, который спокойно прогуливался, делая вид, что просто приехал насладиться утренним променадом. Когда они зашли в гущу испещренных первыми лучами солнца деревьев, Коля остановился прямо перед ней, вытянувшись в струну и с вызовом вскинув голову. Яна прицелилась. Коля не был уверен, что она зассыт, внутренне остерегался, что пульнет в состоянии аффекта. Да и кто знает, что там в башке, после таких эмоциональных качелей. Ему хотелось зажмуриться в ожидании выстрела, но он специально смотрел прямо на нее, крепко сжав челюсти. Яна держала оружие правильно: плечи расслаблены, руки твердые, не дрожали. Она замерла неподвижной статуей на минуту и держала палец на курке. Коля в страхе закусил язык, внешне оставаясь спокойным, как будто проживал свой самый обычный день и ничего из ряда вон выходящего не происходило. Яна выглядела совершенно ополоумевшей, слетевшей с катушек хладнокровной фурией, которая навсегда утратила связь с реальностью и не понимала, что собирается выстрелить в человека. Она сделала глубокий вдох, затем на выдохе зажмурилась. Коля расслабил зрачки и впитывал в себя сливочно-маслянистый солнечный свет.
Но тут ноги Яны обмякли, как у марионетки, которой подрезали ниточки. Руки медленно опустили пистолет. Она рухнула на корточки и начала плакать. Раздался сиплый вой. С ним она расслабилась, выпуская из тела то напряжение, которое копилось с момента ночного разговора с Крис.
Коля подбежал к Яне, забрал оружие, поставив его на предохранитель, спрятал в карман и обнял дрожащее тело. Вскоре она перестала всхлипывать и вытерла глаза.
– Поехали отсюда? – Коля посмотрел на Яну, поправил растрепанные волосы.
– Да, увези меня.
Они не спеша брели к машине. Появился в парке Никита или нет, они так и не узнали. Но по улицам уже начинали шнырять первые трудоголики в безоправных очках и широко зевающие собачники.
– Куда мы? Хочу домой. – Яна увидела, что они едут в сторону центра, а не по направлению к дому. Со спутанными волосами и в домашней футболке, ей хотелось просто забуриться в подушки и впасть в анабиоз.
– Ты ничего не ела вчера. Давай позавтракаем по-человечески, – предложил Коля, желудок которого тоже сжимался до размеров ссохшейся кураги.
Полчаса бесцельно слоняясь по искрящимся от весны переулкам, они набрели на ресторанчик с ранними завтраками. Оказались единственными посетителями, чем расстроили полусонных официантов. Сделали заказ, особо не вникая в детали, что там входит в завтрак, хоть бобы с кровянкой. Яна ощущала усталость. Шок от событий последних суток притупил чувство реальности, она никак не могла осознать себя во впервые проявленном для нее мире, где есть оружие, адвокаты, похищения и потная пятерня, опускающаяся на колено непричастной одиннадцатилетней девочки…
– Я пойду умоюсь. Если что – это не приглашение. – Яна побрела в уборную привести себя в порядок. Жаль, что в Колиной машине не обосновалась ее косметичка: сейчас бы причесать волосы и замазать круги под глазами.
Теплая вода смыла холодный пот с ладоней и приятно расслабила Яну. «Смогу ли я жить снова как обычный маленький человек? Или обратного пути уже нет? Может, я деформировалась не как ортопедическая подушка, а как лист смятой бумаги, который можно разгладить, но заломы все равно останутся?» – думала Яна, изучала отражение в зеркале и не узнавала в угрюмом лице себя.
Коля прошмыгнул в туалет тихо, дабы не давать повода для усмешек официантам. Санузел являлся общим, не разделенным на гендеры. Мужчины и женщины толкались плечами в очереди за бумажными полотенцами, и не было в этом ничего предосудительного. Нет ничего такого в том, чтобы мужчина обнял сзади ту, что застыла в мыслях, согреть прикосновениями, обжечь покусываниями шею, мочку уха, плечо.
Яна развернулась лицом к горящим желанием глазам, ее обдало жадным учащенным дыханием. Крепкие руки прижимали ее к широкому умывальнику, молнии джинсов Коли и юбки Яны цеплялись одна за другую, а молнии какого-то совершенно зверского притяжения сверкали между намертво слипшихся тел.