Директор института, Андрей Васильевич, шестидесятилетний профессор, сидел за столом, удобно расположившись в кресле, и читал книгу.
— Здравствуйте, Витя. А где вы так загорели? — Он отложил книгу и стал смотреть на Веденеева. — Слушайте, а зачем я вас вызывал?
— Ей-богу, не знаю, Андрей Васильевич.
— Ну-ка, напомните мне.
— Не могу вам напомнить. Не знаю.
— Вы собирались в Таллинн на симпозиум?
— Да нет, не собирался.
— Правильно. Вспомнил! — обрадовался Андрей Васильевич. — Вы не собирались, а мы-то как раз хотим вас послать. Вот такие дела. — И Андрей Васильевич опять взялся за книгу, показывая, что тема исчерпана.
Поскольку Веденеев все еще сидел, он поднял на него глаза, посмотрел выжидающе и добавил:
— Это, собственно говоря, пять дней. Два дня пленарных, три по секциям — ив пятницу можете обратно.
— Хорошо, — сказал Веденеев.
— Хорошо или плохо? — спросил, уловив его тон, Андрей Васильевич.
— Мне бы, честно говоря, не хотелось сейчас никуда выезжать, — произнес наконец Виктор.
— Почему?
— Есть причины, Андрей Васильевич… Ну прежде всего моя защита…
— А что — защита? Как раз полезно. Перед защитой. Проветришься.
— Я бы хотел наоборот — сосредоточиться.
— Ну сосредоточишься, — сказал Андрей Васильевич, и Веденеев понял, что вопрос решен.
Таллинн был виден в окно. Узкие улицы музейной старины, черепица крыш, готические башни. А здесь, в зале, была сама современность: за длинным столом с флажками, с транзисторами и наушниками расположились участники симпозиума, в прозрачных будках трудились переводчики, разноязыкая речь сливалась в мерный гул. Две официантки с чашечками кофе на подносах двигались навстречу друг другу вдоль нескончаемого стола. Вот одна из них поставила чашечку перед румяным немцем в клетчатом пиджаке, еще шаг — и чашечка перед бородатым негром, перед седой изящной француженкой, перед непохожим на ученого, спортивного вида американцем. Еще шаг — и человек лет тридцати с задумчивым, отрешенным лицом взял протянутую ему чашечку, поблагодарил, отставил.
Потом Виктор Веденеев вспомнил про чашечку, пригубил. Его сосед и коллега, бородатый Валера, придвинул к нему тем временем листок из блокнота, где черным фломастером было начертано: «Какие планы на вечер?»
Виктор взял фломастер и поставил внизу свой вопросительный знак, что означало, очевидно, отсутствие планов.
«Нас приглашают», — написал Валера.
Виктор кивнул безразлично.
«В варьете», — добавил Валера с тремя восклицательными знаками.
Виктор автоматически добавил еще один восклицательный знак.
В это время председательствующий объявил перерыв, сразу стало шумно, у всех оказались знакомые. Кто-то тронул Виктора за плечо, он обернулся, увидел румяного немца, кивнул ему, поднялся, и они, взявшись под руку, двинулись вместе.
…Потом они шли по узкой кривой улочке. Группа растянулась от угла до угла, и девушка-гид поджидала отставших. Веденеев говорил по-немецки, слушал, кивал. За улочкой открылась мощенная булыжником площадь — аптека, ресторан, ратуша.
Здесь было много народа — кроме их группы еще экскурсанты, толпы текли по площади. Виктор потерял немца, зато встретил Валеру в обществе двух эстонок, не имевших, по-видимому, прямого отношения к наукам.
— Знакомьтесь, — сказал Валера. — Это Хейли и Тамара, а это Виктор.
— Очень приятно, — сказал Виктор.
— Вы у нас впервые? — спросили девушки поющими голосами.
— Да. — Виктор продолжал оглядывать площадь. — Тут ведь где-то близко вокзал?
— У нас все близко, — сказали девушки. — Вот видите вывеску: «Пять минут»?
— Это что?
— Это закусочная — «Пять минут». А там дальше…
— Что дальше?
— Вокзал…
Гиду наконец удалось всех собрать. Ученые сгрудились тесной группой, готовые слушать объяснения. И тут Виктор сказал, тронув за руку Валеру:
— Знаешь, мне, наверное, придется уехать.
— Как? — не понял Валера. — Ты что?
— Там, в номере, мой портфель, — продолжал Виктор. — Если я не успею, ты захватишь. И бритва там в ящике, где зеркало. Не забудешь?
Валера смотрел на него, вытаращив глаза:
— Ничего не понимаю. Ты что, серьезно?..
— Да, — сказал Виктор. И тихонько за спинами стал пробираться к переулку.
Была закусочная «Пять минут», за ней еще улочка и — неожиданно просторная вокзальная площадь.
На следующее утро он был в Москве.
Он в одиночестве сидел на скамейке в сквере напротив здания школы. Была тишина, время урока, потом — сразу — трель звонка, перемена, топот по лестницам, слышный даже здесь, смех, визг, голоса. Потом распахнулись двери, и весь этот шум вывалился на улицу. Девчонки в форменных платьицах, мальчишки в аккуратных костюмчиках начала учебного года неслись как очумелые, догоняя друг друга.
Виктор с трудом остановил одну из девчонок, и тогда подошли еще две.
— Девочки, кто-нибудь сбегайте, попросите Наталью Евгеньевну.
— Биологичку?
— Вот-вот, биологичку.
Девочки поглядели на него с женским любопытством и отправились выполнять поручение.
Появилась Наташа. Она вышла из дверей, остановилась, озираясь по сторонам, наконец увидела мужа.
— Это ты? — Лицо ее сразу стало испуганным.
Он поднялся ей навстречу.
— Что случилось?
— Ничего. Ты свободна?