Парад планет

— Лишние вопросы, — посуровел юнец. — Поехали!

В баре Плюмбум долго стоял со значительным видом. Смотрел. А трое во главе с Седым, ожидая поодаль, смотрели на него, ловили каждое выражение. Но лицо Плюмбума ничего не выражало. Он с удовольствием тянул паузу. Капризничал: «Да отойдите вы, чего встали, засветился уже с вами, деятели!» И, слыша его свистящий шепот, троица послушно отступала дальше и дальше. Потом он сам к ним подошел с загадочной ухмылкой.

— Ну? — не выдержал Лопатов.

— Здесь, здесь.

— И не тяни резину.

— Столик там, в углу.

— В каком углу? Где?

— Он не один, с подругой!

— Здесь все с подругами!

Да, юнец «тянул резину». Он вдруг обмяк, на лбу его выступил пот. «Не обещаю и тем более не гарантирую…» — бормотал он свое и готов был говорить и говорить, но тут Лопатов ловко вставил ему в рот папиросу, развернул лицом к залу.

— Где он? Пойди прикури.

Тот же Лопатов слегка подтолкнул его, придав ускорение, и юнец устремился к цели. Словно в оцепенении лавировал он между танцующими, но шел и шел, не сводя с Ткача взгляда, приближался неотвратимо. Его выпустили, как торпеду, промаха быть не могло. Ткач, едва удостоив юнца взглядом, щелкнул зажигалкой и вновь обернулся к своей подруге. Так, щелкнув не глядя, и подписал себе приговор — троица мгновенно отделилась от стены, двинулась к столику.

Юнец задохнулся дымом, закашлялся. Ткач поднял голову. Подруга улыбнулась. Юный курильщик все кашлял. Ткач тоже улыбнулся. Потом снова улыбнулся, кивнул снисходительно — паренек непредвиденно потянулся к его даме, приглашая на танец. Дама, смеясь, поднялась навстречу. Плюмбум наконец поборол кашель, тоже выдавил улыбку: троица была на подходе, в нескольких метрах, первым шел Лопатов. Седой замыкал.

Он прижался к партнерше. Танец был сверх плана, но самодеятельность доставляла удовольствие: партнерша была хороша, и хоть был он ей до плеча, в талию вцепился крепко. Развернул спиной к столику. Еще сильнее прижался. Партнерша шевельнулась недовольно, но Плюмбум внимания не обратил, наблюдал завороженно: трое у столика, быстрое слово на ухо, заминка, тяжелая рука на плече Ткача, тот послушно встает — пришли втроем, ушли вчетвером, все это в мгновенье ока; а партнерша все шевелилась и шевелилась, отторгаясь, отодвигалась, уже отталкивала возмущенно.

— Тебе чего? Ты! Кому сказала! Тебе чего?

— Тебя.

— Ну-ка еще пошепчи. Ну-ка!

— Тебя! — громко сказал Плюмбум.

— А по шее? Пусти! — Она растерялась от его наглости. Обернулась, увидела пустой столик и еще больше растерялась.

— Ха-ха, — сказал Плюмбум.

— Сейчас он вернется, похохочешь!

— Он не вернется.

— Не вернется? Почему это он не вернется?

Плюмбум засмеялся и отпустил девушку.

— А теперь сама.

— Что?

— Иди сюда.

Лицо партнерши стало испуганным.

— Почему не вернется?

Плюмбум улыбнулся неясно, вытянул руки.

— Танцуй!

Теперь он не стал прижиматься, теперь он неотрывно смотрел на нее, буравил:

— Универмаг на Салютной. Продавщица. Так?

— В чем дело-то?

— Продавщица.

— Ну? Ну продавщица. И что?

— Продавщица краденого.

— Нет!

— Продавщица краденого!

— Ошибочка!

— Ну-ка, покрутись!

— Зачем?

— Красивая фигура. Повихляйся.

Она повихлялась, как он просил, лицо ее оставалось испуганным.

— С Лёхой была. Потом с Ткачом была.

— С тобой не буду. Пиявка!

— Шмотки эти у тебя дома?

— Какие?

— Эти самые шмотки. Давай танец живота!

Он стал прихлопывать, снова превратившись в зрителя, весьма заинтересованного, и партнерша уже готова была танцевать под неумолимые аплодисменты, но тут на плечо Плюмбума легла все та же тяжелая рука…

Лопатов смотрел на девушку. Седой с интересом — на юнца.

— Ну-ну, Плюмбум, — сказал он.

Потом Лопатов взял танцовщицу под руку, еще мгновение — и они растворились в толчее. Седой тоже исчез. Плюмбума под руку никто не взял, он стоял, смотрел оторопело.

Потом стоял на улице у входа в бар, опять смотрел. Урчал мотор «Москвича», рассаживались по местам пассажиры. Втиснулись на заднее сиденье Ткач с подругой, следом сел очкарик.

Плюмбум в последнюю секунду подскочил к машине, рванул дверцу. Очкарик обернулся, поглядел без выражения, не узнавая. И с непреклонностью конвоира дернул дверцу на себя. «Москвич» поехал. Плюмбум побежал за машиной, поскользнулся, упал. Слепил снежок, швырнул вслед в темноту.

Не прошло и получаса, и он с жаром рассказывал, сидя в уютной гостиной:

— Окружили, вломились без стука. Мы в картишки по второму кругу пошли, я как раз на банк сел, вдруг — явление! Для меня, положим, неожиданности не было, я их сам на эту кодлу навел, а все равно — мороз по коже! Дверь скрипит, откуда ни возьмись седенький такой появляется, за стол садится… Брр!

— Мистика! — кивал моложавый очкарик, внимая рассказчику.

— Колоду сразу заграбастал, игру поломал. Благодаря ему я в плюсе остался.

— Какой же получился плюс?

— Рубль.

— Ого! — оценила молодая женщина в очках.

— Потом я спровоцировал побег. Вы слушаете?

— Очень внимательно. Ну? А потом?

— Потом ничего. Все.

— Да мы слушаем, слушаем! — запротестовали очкарики. Это были родители Плюмбума. — Чем все кончилось? Успешный побег?

— Безуспешный.