Парад планет

— Так я не понял, что вы здесь делаете? Выйдите. Ну-ка, выведите его.

— Да как же «выведите», когда я знаю ваши секреты! — сказал Плюмбум.

— Это кто ж такой? — спросил Седого мужчина в пиджаке.

Плюмбум сам ответил за Седого:

— Это молодой человек, совсем молодой, который давно крутится у вас под ногами и клянчит, чтобы его приняли в оперотряд. Его единственный недостаток — молодость, но он рассчитывает на исключение, потому что… потому что он ненавидит зло, и у него есть на это причины. Он никогда не подведет вас, оправдает доверие, если надо, отдаст в борьбе жизнь, и это его клятва!..

Монолог был со слезами на глазах, причем, кажется, искренними. Раздались дружные аплодисменты. Седой, однако, отвечал невозмутимо:

— Вы передайте этому молодому человеку, — сказал он, обращаясь к Плюмбуму, — что нам не нужна его жизнь. Это было б неверно, если бы он отдал жизнь в наше мирное время. И чтобы исключить даже малую вероятность этого, мы пока что не можем ему позволить оправдывать наше доверие. И пусть он не крутится под ногами и больше не клянчит, а займется учебой. И, кстати, пусть скажет там, в школе, что его не очень хорошо воспитали!..

— Да, ребята! С вами не договоришься! — заявил Плюмбум.

Но Седой уже углубился в бумаги. Ему надоело. Не поднимая головы, он сделал знак, и Лопатов, для ускорения событий подхватив Плюмбума, потащил его к выходу.

Но Плюмбум все-таки прокричал напоследок:

— По принципу холодно-горячо… Ищите, где горячо, не ошибетесь. Они возле батарей, сейчас зима. Ищите, короче, батареи!

Единой семейной стайкой мчались они по ледовой дорожке сквозь пеструю толчею катка. Отец, мать, мощные, фигуристые в облегающих трико, слившиеся в движении, — и Плюмбум с ними, неуместный, портящий дело коротышка. Первое время он еще поспевал за родителями, потом стал безнадежно отставать, и в конце концов они улетели, скрылись из виду.

Гремела музыка, перекрывая разноголосицу, в свете прожекторов, толпясь, катился по ледяному кругу город. Мелькали знакомые лица, Плюмбум кого-то окликал, кому-то махал, и кто-то бросил в него снежок, сбив с головы вязаную шапочку.

И здесь, в толчее, высмотрев группу парней с повязками на рукавах, он не смог отказать себе в удовольствии прокричать:

— Деятели! Вы в темноту давайте, где шпана! Где ножичком чик-чик! Дружинники-фигуристы! Ловко!

Он переобулся и как раз в темноту и пошел — по безлюдной, освещенной редкими фонарями аллее. Так он брел, пока после недолгого затишья не грянула на весь парк новая музыка. Первый же аккорд словно ударил Плюмбума по голове, он опустился на скамейку и так сидел, сжав ладонями виски.

— Ты что, Русик? Что с тобой? — услышал он голос и увидел рядом Соню, которая кричала, тормошила его. — Что, что, Русик? Тебя ударили?

— Да, нокаут, — пробормотал Плюмбум.

— Кто тебя, кто?

— Музыка.

— Не понимаю.

— Вот эта музыка. Проклятая.

Соня не знала, что сказать. Музыка, слава богу, смолкла.

— Так в чем дело? Ты скажешь?

— Эту музыку ненавижу. Не могу слышать.

— Именно эту?

— Да, да!

— Сейчас это самое модное. На каждом шагу. Тра-ти-та-та!

— Молчи, молчи, — сказал Плюмбум.

Они встали, пошли по аллее. Он впервые посмотрел на Соню. Она шла рядом, с коньками через плечо, слезы еще блестели у нее на глазах.

Усмехнулся:

— Наловчилась шпионить. Я и не заметил. Ну-ка!

Он остановил ее под фонарем, приблизился. И она уже закрыла глаза, ожидая поцелуя, но Плюмбум сказал строго:

— Смотри внимательно!

И он прикрыл ладонью глаза. Потом уши. Потом рот.

— Не вижу. Не слышу. Молчу. Ты поняла?

Она торжественно, как ритуал, повторила его жест.

— А о чем молчать? — спросила погодя.

Плюмбум засмеялся:

— Я на всякий случай. Вдруг разоблачишь. Мата Хари!

Соня вздохнула:

— Да, у тебя, конечно, есть тайная жизнь. Я давно чувствую. Предполагаю.

— Что предполагаешь? — удивился Плюмбум.

— Что эта женщина старше тебя, на которой ты свихнулся по малолетству…

Плюмбум сказал, помолчав:

— Не надо, Соня. Не надо больше вопросов.

Соня тут же вопрос задала:

— Ты нарочно выбираешь места потемнее? Тебе не страшно?

— Видишь ли, я выработал в себе определенные качества.

В темном месте она чуть забежала вперед, замерла, ожидая. Но он опять прошел мимо.

Он подогнал такси к зданию вокзала. Разглядев в толчее отца, вылез из машины навстречу. Отец тоже его увидел, обрадовался, неуклюже поднял занятые коробками руки.

— Сыну!

— Отцу!

— Учащимся!

— Командированным!

Так они энергично приветствовали друг друга на расстоянии. Мать шла рядом с отцом с букетиком в руках, улыбалась, очень довольная. Отец не унимался.

— Отличникам!

— Рационализаторам! — не остался в долгу Плюмбум.

— Хвастуны, — остановила их мать.

Но их было не остановить.

— Обними отца, не стесняйся чувств!

— И ты будешь сентиментален!

Обнялись наконец. Таксист поднял крышку багажника, отец стал укладывать коробки.

— Кроссовки в чемодане, — доложил он сыну, материализуя эту радостную встречу.

— Аплодирую! — оценил Плюмбум.

— А чемодан-то, чемодан? — спохватилась мать.