Видимо, Малфою было так же непросто признать в Гермионе союзника, как и ей самой — в нём. Каждый раз, когда она ему помогала, он старался уделять этому как можно меньше внимания, а потом делал вид, будто ничего и не было. С притворством, видимо, имелись проблемы — слишком уж странно Малфой потом вёл себя с ней в течение нескольких часов или даже дней. Но Гермиона относилась к такому поведению с пониманием — ей претила необходимость полагаться на него в некоторых ситуациях, способная зародить в Малфое даже мимолетную мысль, что Гермиона в нём хоть как-то нуждалась.
Обладай она магией, он бы вряд ли был ей нужен. Но выбора у Гермионы не оставалось. Уже стало обычным делом оглянуться в минуту опасности и увидеть рядом Малфоя, но очень сомнительно, что Гермиона действительно могла бы привыкнуть к подобному. Это можно было сравнить с тем, как если бы кто-то отдал ей свой кислород — необходимый, но неправильный поступок. Они оба терпеть не могли демонстрировать другим свою слабость, а уж если этот другой не только становился свидетелем беспомощности, но ещё и спасал… Проглотить такое было тяжело. И почему-то Малфою было труднее с этим смириться. Или просто его ненависть была больше.
— Может быть.
14 июля; 21:31
Он пристально вглядывался в неё — она не знала почему, но то и дела ловила его за этим занятием. Гермиона сидела на своём месте, готовясь ко сну, и чувствовала, как Малфой прожигает взглядом дыры в её голове. Порой выражение его лица оставалось нечитаемым, но чаще всего оно становилось таким зловещим, словно Малфой желал уничтожить Гермиону, прежде чем снова взглянуть на неё. Будто он винил её во всём, и одно лишь её присутствие делало происходящее совершенно невыносимым. Раньше он пялился так гораздо чаще, но Гермиона всё равно то и дело замечала такие взгляды.
Она прищурилась и уставилась на него в ответ — не со злости, а в отместку. Очень некомфортно засыпать, пока кто-то таращится на тебя с такой очевидной неприязнью. Гермиона задумалась: уж не сделала ли она сегодня что-то такое, что бы так его разозлило, но на ум ничего не шло. Может, она чем-то бесила Малфоя, пока спала, и он почему-то решил, что его Карающий Взгляд ему поможет? Или же он просто был засранцем, что удивляло примерно так же, как потеря носка во время стирки.
— Знаешь, у тебя глаз дёргается, когда ты так пристально всматриваешься. А чрезмерные подёргивания приводят к слепоте, — насколько Гермиона знала, последнее утверждение было выдумкой, и вряд ли Малфой на него купился, но таращиться перестал.
15 июля; 10:12
Горный склон был не таким уж ужасным, как те, по которым ей приходилось карабкаться раньше, но подниматься всё равно было трудно, особенно по жаре. Гермиона твердила себе, что отдохнёт, когда пройдёт ещё метр, ещё, ещё один. Она убеждала себя, что будет сидеть на вершине до тех пор, пока не почувствует готовность двигаться дальше — такой подъём сам по себе станет настоящим достижением. Она пыталась уверить себя, что там, наверху, её ждёт Флоралис. Ничто из этого не облегчало жжение в ногах, зато помогало преодолевать боль.
Поясницу ломило, плечи ныли, шея деревенела, а глаза заливал пот. Малфой шумно втягивал воздух и этот звук почему-то настолько злил Гермиону, что ей приходилось то и дело напоминать себе, что он это делал не специально. Испытывая боль, которую требовалось преодолевать, Гермиона приходила к убеждению, что весь мир настроен против неё — жара, гора, Малфой, деревья, камни и собственное тело. Всё вокруг существовало только для того, чтобы усложнить ей жизнь. У подножья горы они наткнулись на очередное странное кострище с останками, и Гермиона нервничала, боясь, что на неё вот-вот кто-то бросится. Она-то надеялась, что стоянки принадлежали тем двум мужчинам из пещеры. Но эта выглядела вполне свежей.
Ещё её беспокоил тот факт, что Малфой не позволял ей заглядывать в сумку, висящую сейчас на его плече. Гермиона видела, как он рассматривал её содержимое после того, как они покинули пещеру, и знала, что там лежит: две бутылки для воды, фляга, солнечные очки, бинокль и красный маркер. Она сомневалась, что больше там ничего не было, ведь, даже отправляясь в туалет, Малфой брал находку с собой. То, что он поднял сумку с земли, не делало её малфоевской собственностью — они оба нашли сумку и вместе помешали тому мужчине прикончить их. Она приложила к этому даже больше усилий, чем Малфой, и если уж сумка должна была кому-то принадлежать, то как раз ей.
Охотничий нож Малфой тоже оставил у себя, так что теперь в его распоряжении имелись два нормальных клинка, а в её — всего лишь перо. Если уж кому и можно было доверить острые предметы, так это ей… Хотя, наверное, Малфою всё виделось в ином свете. Он был… запасливой белкой. Которая разнюхала, подобрала и умыкнула все вещи. Мелким созданием. Что ж, это была проблема Малфоя, если он думал, что Гермиона не заглянет в эту сумку. Она могла бы даже забрать нож, пока он спит. Она не собиралась оставаться безоружной или, ещё хуже, под его защитой.
— А где ты вообще взял этот кинжал?