Она не знала, применимо ли высказывание «потом мы ещё над этим посмеёмся» к Малфою. Со стоическим выражением лица он отвёл взгляд и принялся с жадностью пить, но это не помешало Гермионе считать эту мысль забавной. Она закрыла глаза и подняла бутылку к губам, чувствуя, как прохладная жидкость стекает по горлу — она представляла, как вода заполняет все пустоты, которым не место в её теле.
Последнего человека у реки они видели около мили назад, и всё же мыться пока было небезопасно. Придётся дождаться ночи и пройти ещё пару миль, чтобы удостовериться, что их никто не заметит. Гермиона решила, что сначала попробует порыбачить. Окунётся как можно глубже — пока не перестанет чувствовать палящие солнечные лучи на коже. Это будет восхитительно. Словно возвращение домой, горячий шоколад в декабре под одеялом или чтение в грозу.
Когда бутылка опустела, Гермиона шумно задышала, чувствуя лёгкое головокружение и тяжесть в животе, но её это не особо заботило. Ей будто бы было мало — и она могла выпить целую реку, прежде чем утолить жажду. Гермиона уселась удобнее и потянулась к шнуркам, чтобы развязать их, но решила просто стащить кроссовку — так выйдет быстрее.
Малфой успел закатать штаны по щиколотку, но, похоже, согласился с Гермионой, что лучше не мучиться и запрыгнуть в воду. Гермиона, моргая, уставилась на его голую ступню, задумавшись, сумеет ли она с первого взгляда пересчитать все его кости. Это было преувеличением, но нога у него действительно была очень костлявой. Гермиона удивилась, как Малфой ещё ничего не сломал — мяса на нём было не слишком много. Тонкие кости, вены, длинные пальцы, которые в значительной степени упростят лазание по деревьям, реши Малфой снять ботинки, и большой палец который стоило переименовать в гигантский.
Зачарованная, она не сводила с Малфоя глаз, но тот этого не заметил. Сама Гермиона никогда не уделяла особого внимания ногам или внешнему виду в целом. Но не заметить такое было сложно — ступни напоминали плакат в кабинете ортопеда. Она чуть ли не воочию видела стрелочки с названиями, отходящие от его ног.
Лишь когда ступни Малфоя исчезли под водой, Гермиона вспомнила о своём намерении окунуться, стянула носки и поднялась. Река была широкой, но даже если вода дойдёт ей только до щиколоток, Гермиона просто ляжет и будет перекатываться, словно тюлень. Или зароется поглубже — и Малфой может припоминать каких угодно животных. Плевать она на это хотела! Ведь в нём будет говорить зависть, что ему самому приходится сдерживаться, дабы не последовать заманчивому примеру.
Гермиона забежала в реку — со стороны казалось, будто она тяжело и шумно протопала. Малфой повернул голову и, недовольный брызгами, зыркнул на неё, будто сам не собирался делать ничего подобного. Гермиона не слышала его за плеском, но видела, как он продвигается вперёд. Обогнав его, она направилась к середине реки, чтобы окунуться.
Намеченное место было совсем близко — вода уже достигала бёдер, — когда Гермиона заметила, что течение значительно ускорилось. Думая лишь об одном, она собиралась проигнорировать этот факт, но вода толкала настолько сильно, что приходилось идти боком, чтобы не упасть.
— Это странно, — пробормотала она, отступая на шаг. Логика обрушилась на неё, словно кирпич на голову. Всё, что происходило на острове и чью странность ей хотелось отметить, даже в теории не могло оказаться ничем хорошим.
Гермиона постаралась развернуться; тело одеревенело, как обычно бывает в тех случаях, когда сначала мозг отчаянно сигналит «шевелись быстрее, быстрее, быстрее», и лишь потом ты полностью осознаёшь, куда именно направляешься и что происходит. Гермиона сумела повернуться только вполоборота — в противном случае поток грозил снести её с ног; течение толкало вперёд, так что ей приходилось пятиться из-за всех сил, чтобы не упасть и удержаться. Наверняка Малфой тоже пробовал развернуться: он стоял к ней спиной, пока они пытались отступить к берегу, но течение было чересчур сильным. Давление было таким мощным, что попытка сдвинуться в сторону оборачивалась шагом вперёд, и теперь Гермиона буквально бежала, при этом ни на йоту не смещаясь вбок.
Она выглядывала ветку, виноградную лозу, хоть что-то, за что можно было бы ухватиться, но ничего не попадалось. Течение без устали толкало её, и всё, что ей оставалось, это стараться при каждом шаге напрягать ноги, ставя их на дно. Шум воды настолько возрос, что заглушал звук сердцебиения; давление удвоилось, и Гермиона не выдержала: течение сбило её, ноги взметнулись, словно шарики на ветру, и вода утащила свою жертву вниз.
Отставляя руки назад, Гермиона пыталась упереться, чтобы вытолкнуть тело. Голова появилась на поверхности всего на секунду, но этого хватило, чтобы сделать глоток воздуха, прежде чем рот наполнился водой. Гермиона перевернулась в бушующей белой воде, открыла глаза и рванулась вбок, к берегу, изо всех сил — она и не представляла, сколько мышц у нее имелось. Она не понимала, движется ли она хоть куда-либо; кроме окружающей белизны и синих вспышек разобрать ничего не получалось.