— Людей воспитывают разными способами, существует множество событий, формирующих личность. Живём мы в обществе или нет, но все мы разные. Возьми двух людей из джунглей, незнакомых с цивилизацией — это непохожие друг на друга индивиды. Они сталкивались с разными животными, проблемами, едой, погодными условиями. Если отправить в джунгли нас, мы тоже будем отличаться друг от друга.
— Но мы уже разные. Потому…
— Именно. Вот, например, выпрыгнет тигр. Если его увидит один из обитателей джунглей, который в течение жизни не раз сталкивался с этим хищником, то он не испугается — он знает, как противостоять зверю. Встреть тигра другой житель джунглей, тот, что никогда его не видел, — и он удерёт. А если тигр сейчас выпрыгнет перед нами, то лично я постараюсь убежать первым. А вот ты можешь остаться и попытаться приручить зверя…
— Я бы не зашла настолько далеко…
— Или, к примеру, война, — перебил Малфой. Гермиона подняла на него взгляд, но он на неё не смотрел. — Война начинается внезапно, а наши личности сформированы обществом и всеми теми вещами, которые ты перечислила. Всем тем, что нас отличает. Ты бросишься вперёд, будто это цель твоей жизни. А я… Грейнджер, мы уже знаем эту историю.
Совершенно без разницы, в какие условия ты помещаешь людей или что именно они знают — важно лишь то, что они знают разные вещи. Общество или джунгли, в конечном счете всё едино. Мы сформировались — стали собой. Не существует истинных или ложных понятий — есть просто жизнь, оказавшая на нас влияние. Единственное, что действительно отличает этих выходцев из джунглей от нас, так это то, что им не надо смотреть на других людей и решать, где те пошли по неверному пути. Определять, что сделало их плохими — вне общества это не работает.
— Или определять, что сделало их хорошими. Существуют…
— Да. Или так.
Гермиона посмотрела на него, провела пальцами по ремню сумки и откашлялась.
— Ну… Ещё есть ошибки, которые формируют нашу личность. И, знаешь, не всегда бывает какой-то единый путь. Некоторые люди не так уж хороши, а некоторые — не так уж плохи. Это серая зона. До тех пор, пока мы учимся на своих неверных решениях и… Ошибки не всегда делают из нас плохих людей. Они и хороших из нас не делают, но… не… не обязательно плохих. Сносных, наверное.
И вот теперь Малфой посмотрел на неё, но Гермиона слишком быстро отвела взгляд, чтобы разобрать выражение его лица.
23 июля; 18:38
Гермиона помешивала бананы, каперсы, инжир и оливки, пока Малфой держал жестянку над огнём.
— Это будет вкусно.
Гримаса отвращения на его лице не изменилась.
— Некоторые вещи нельзя смешивать.
— Но есть и такие, о которых человек думает как о мерзости, пока сам не попробует. Иногда получается просто превосходно.
— А иногда — на вкус как настоящее дерьмо.
— Или как клубника и шоколад.
— Ненавижу клубнику.
Гермиона раздражённо покосилась на него.
— Твоё оптимистичное отношение очень положительно влияет на мою жизнь.
Малфой усмехнулся.
— Да у тебя появился вкус.
— Ну, раз уж у тебя появился… — она уже набрала полные лёгкие воздуха, но медленно выдохнула, проигнорировав развеселившегося Малфоя, который замер в ожидании продолжения. — Заткнись.
24 июля; 16:04
Малфой захватил фонарь в единоличное пользование. Они искали в одном и том же месте, но когда Гермиона собиралась осмотреть конкретный участок, он смещал луч света на что-то другое. Ей хотелось изучить пещеру в своей манере, а не следовать за беспорядочными малфоевскими зигзагами. Это напомнило ей о тех случаях, когда люди принимались читать поверх её плеча, и ей приходилось ждать, пока они дойдут до конца страницы. Она поднимала взгляд, пыталась определить абзац, который читал навязавшийся компаньон, и заново просматривала текст. Если человек был ей знаком, она делала паузы в тех местах, которые наверняка сбили его с толку, и пыталась представить чужой мыслительный процесс — но, добравшись до конца, обнаруживала, что сосед так ничего и не дочитал. Она терпеть не могла такое. Конечно, сейчас ситуация была иной, но она напомнила Гермионе о совместном чтении, и эта ассоциация её взбесила.
Проход в пещеру был завален камнями, но они обнаружили трещину, сквозь которую сумели протиснуться внутрь. Она была такой узкой, что Гермиона боялась лишиться груди, Малфой же выглядел так, словно готовился стать человеком-змеёй или исполнял туземный танец. Когда Малфой начал извиваться, Гермиона чуть не расхохоталась. В ответ на первый смешок он бросил на неё убийственный взгляд, и пришлось сдержаться — он же не рассмеялся, когда она сама делала неловкие попытки расплющить себе грудь.
В трещину проникало совсем немного света, но этого хватило, чтобы заметить на земле какой-то блеск. Гермиона покосилась на Малфоя, опустила глаза и, пока он не шагнул дальше, изучала освещённый фонарём участок. Затем как можно тише отступила и повернулась так, чтобы не загораживать дневной свет. Она подняла найденный предмет — маленькую серебряную цепочку, оказавшуюся подозрительно тяжёлой.