Парадигма крови (СИ)

Данька увидел ряд стройных светлокожих существ: ничего подобного он никогда не видел: это были люди и нелюди одновременно. Лица их, с четкими контурами, несколько выступающими вперед челюстями и высокими скулами, были прекрасны и отталкивающи своей инородностью. Над высокими лбами плескались разноцветные гривы волос, похожие на шевелюры героев японского «аниме». Крупные глаза внешними углами поднимались к вискам, на месте бровей торчали пучки тонких вибрисов. Носы их были широкими и низкими, и оканчивались нежной бархатистой мочкой, точно у кошек. Голова сидела на сильной, длинной шее, оканчивающейся на нешироких и хилых на вид плечах. Зато бицепсы на руках были мощны и рельефны как у гимнастов. Тела этих существ окутывали полупрозрачные развивающиеся одежды, и, когда порыв ветра облепил их силуэты, Данила увидел, что здесь были не только мужчины, но и женщины с небольшими крепкими грудями и узким изящным станом. Но больше всего изумился Данька, когда сквозь трепещущий на ветру шелк, различил движущиеся под одеждой хвосты: толстые и широкие у основания, и тонкие и гибкие на конце. У некоторых они напряженно вытянулись в струну, у других – нервно хлестали по ногам, третьи держали их чуть на отлете. Ноги этих существ были очень длинными и сильными, впрочем, вполне человеческой формы. У большинства они были затянуты в высокие сапоги на удобной спортивной подошве. Когда ветер плотнее прижимал к телу легкую ткань, сквозь нее серебром проблескивал какой-то материал, покрывающий тело и основания хвоста созданий.

Разглядывая все эти подробности, Данька перестал обращать внимание на окружающее. От созерцания его оторвал тихий смех и шорох камней под чьими-то ногами.

На вершине появился высокий человек с очень бледным лицом и сверкающими, как вороново крыло черными волосами. Он был одет в одежды из черной кожи, с бахромы на его рукавах то и дело слетали алые капли. В руке он держал блестящий посох, оканчивающийся овальным зеркалом. Поверхность зеркала бурлила и двигалась, словно ртуть. Из лопающихся пузырей выбрасывались струйки сизого дымка, они поднимались вверх, закручиваясь в причудливые спирали над посохом.

Глаза человека были темны и бездонны, точно ночное небо, в них ничего не отражалось. Он снова засмеялся – будто ночной ветер прошелестел в кроне спящего дерева.

- Так-так, мило! – сказал незнакомец, подходя к старику. – Приветствую тебя, о, достойный! – он склонил голову. – Что-то я не узнаю тебя, уж не Мескалито ли ты, о, старец?

В ответ на это старик чуть улыбнулся, и снова скрестил руки на груди.

- Так, души Огня в одну сторону, души Тверди в другую, хорошо! Спасибо, старец! Я вижу, что ты все еще помнишь древние правила, хотя и просидел так долго на Базааре. Как твои кактусы, старец, их по-прежнему много? Что-то редко ты появляешься в этом мире, неужели число твоих почитателей уменьшилось, о, Отец Хаоса?

- Привет и тебе, о, благодатный и извращенный Тецкатлипока! Я рад, что ты все тот же полный сил демиург!

- Не так уж полон, как в Первые Дни, но надеюсь сегодня пополниться свежими душами. Нужно больше крови, Отец Хаоса, скоро Солнце сойдет. Пусть грянет Битва! – сказал тот, кого назвали Тецкатлипокой.

На равнине рявкнула в миллион глоток людская и нелюдская масса.

Ряды покатились друг на друга. Данила всмотрелся, и его измененное зрение позволило заметить некую странность: на стороне непонятных существ бились люди! Их было не так много, всего сотни три, и Даньке показалось, что среди них мелькнуло какое-то знакомое женское лицо.

Он хотел, было, приглядеться, но за спиной снова кто-то появился. Солнце приблизилось еще, и теперь его пылающий диск заслонял собой полнеба. Стало нестерпимо жарко.

- Все бы тебе убивать, о, Князь Ночи! – произнес мелодичный голос. – Все никак не насытишься? Уж сколько воинов и прекрасных женщин отдано тебе, мало, вечно мало!

На вершине появился третий мужчина – молодой и крепкий, с оливковой кожей и ясными голубыми глазами.

Черноволосую голову украшал пышный убор из белых и золотых перьев, ниспадающих до самой земли. Кожаная одежда его была расшита причудливым орнаментом, на груди блестели золотые чеканные бляшки. В руках он держал резной посох, оканчивающийся золотым серпом.

Он просто излучал достоинство и благородство, взгляд его скользнул по Даньке, на миг задержавшись на лице. Когда пронзительная бирюза его глаз коснулась Данькиных зрачков, Данилу внезапно охватил такой благоговейный трепет, что колени подогнулись сами-собой. Данька упал, и склонился до самой земли, по телу прокатились сладко-болезненные судороги, внезапно его захлестнули волны неистового экстаза. Некоторое время он пребывал в дивном, ни с чем не сравнимом оглушении.

Когда дыхание и слух вернулись, Данька потихоньку поднял голову, и сразу же отыскал голубоглазого – тот больше не взглянул на него, сколько Данька не пытался поймать его взгляд. Ноги мелко дрожали, и Данила остался сидеть, заворожено следя за источником столь неожиданного наслаждения.