Парадигма крови (СИ)

Давыдов вошел первым, за ним последовал Лискин, а затем, бочком протиснулся и Данила. Стоило ему взглянуть на этот стриженый затылок, услышать хрипловатый смех пришельца, как Данила понял, что все происходящее имеет свою тайную и значительную подоплеку. Где-то он встречал этого человека, вернее Данька был твердо уверен, что знал его. Хотя в то же время, он был совершенно убежден, что никогда прежде не видел этого смуглого лица, этой подобранной фигуры и этих смоляных кудрей, буйной шапкой покрывающих легкую голову.

«Цыгане-медведи!» – подумал Данька устало – «Гитары с красным бантом не хватает, театр «Ромен» да и только!». Измучившись обилием ощущений, набегающих, словно разгулявшаяся стихия, Данила опустился на стул в уголке кухни, его безудержно клонило в сон, веки точно свинцом налились.

- Василий Камча, Верхний Круг Общины – представил гостя Давыдов.

Данила не сразу понял, что это к нему обращаются, медленно открыл глаза, улыбнулся и из последних сил поднялся со своего места, чтобы пожать руку новому знакомцу. Рука была крепкой и сухой, гость улыбнулся, и в карих глазах мелькнуло что-то такое, отчего Данька опять съежился, отводя взгляд.

- Наслышан, – сказал Камча сдержанно. – Что ж вы, уважаемые, человека совсем заморили? Посмотрите, он же с ног валится, его видимо «обнимает» вовсю, а вы его еще не кормили! Елена Васильевна, налейте скорее Даниле Алексеевичу, да приготовьте постель.

Три тарелки, словно по волшебству, появились на столе, исходя завитками ароматного пара. Тут же – порушенный крупными ломтями хлеб, розоватое на срезе сало, длинные перья лука и запотевший хрустальный штоф.

Давыдов улыбался и гудел как колокол, сыпя прибаутками, Лискин же, напротив, был странно тих и только сноровисто орудовал ложкой, да быстрым взглядом ловил каждое движение Василия.

Как только Данила опрокинул рюмку, самогон плотной пеленой укрыл его сознание, мир схлопнулся до размеров миски с красным наваристым хлёбовом. А последние ложки Данька дочерпывал уже совершенно «на автопилоте».

Кто-то – наверное, хозяйка, увел его в темную спальню, где он и упал, подобно подрубленному дереву, на пахнущие морозом и ветром простыни.

Утро было похоже на теплую кошачью лапу.

Мягко тронув сознание, долетели приглушенные голоса, солнце, пробившись сквозь узорную кисею, грело щеку, запах топленого масла и свежего молока щекотал ноздри. Данька потянулся и внезапно почувствовал себя бесшабашно счастливым, он замычал, выгибаясь, и вытянул растопыренные пальцы.

Со двора доносилось задорное чириканье, клохтанье кур, да перебрех собак. Данила сел и спустил ноги на палас. Он был в комнате один, если не считать важного серого кота, сидевшего на стуле, прямо на Данькиных брюках.

- Привет! – сказал Данька коту.

Кот посмотрел на него долгим взглядом и неожиданно подмигнул.

Потом встал на лапы, потянулся, спрыгнул на пол, и начал тереться о Данилины голые ноги, обвивая хвостом и бодая теплой головой.

Данила погладил тепло-мягкого зверя, затем встал, еще раз потянулся и произвел несколько движений, которые с определенной натяжкой можно было бы назвать утренней зарядкой.

Как только кровь быстрее побежала по жилам, тут же начался очередной «приход». Мир навалился, миллионами ощущений, звуков и образов, в ушах зашептали, чужие мысли потоком хлынули в голову, краски цветным кружевом, обволакивали сознание. Данька обмер, кружась в этом вихре, зажмурил глаза, хватаясь за обрывки собственного «Я». Потом откуда-то из глубины начала подниматься спортивная злость на себя, на свою слабость, на то, что его собственный дар берет верх над его же разумом.

Данька напрягся, разгоняя цветной вихрь, потом встал прямо, опустил руки, которых почти не чувствовал, и постепенно, шаг за шагом, начал полузабытое упражнение с внутренней энергией, вспоминая все, чему учился на занятиях йогой еще в институте. Первые шаги были шагами по зыбкой трясине.

Однако через некоторое время, Данила почувствовал свое тело, мысли потекли спокойнее, образ и звуки наваждения поблекли и отхлынули, освобождая его разум. Медленно, очень медленно, чувственная мешанина начала упорядочиваться. Звуки лепились к образам, вкус, цвет и запах находили друг друга, складываясь в осмысленные картины.

Данила вспотел, но, превозмогая слабость в коленках, отделил картинки друг от друга, упрятав каждую из них по отдельным ящичкам огромной картотеки, которую он специально представил в своей голове.

Аккуратно закрыв ящички, он позволил себе немного расслабиться и плюхнулся на кровать, все еще не спуская внутреннего взора с непослушных видений.

Вроде, все было спокойно.

Данька приоткрыл один глаз, мельком взглянув на привычный мир – ничего. Тогда он открыл второй глаз и оглядел комнату – одна из ячеек картотеки дрогнула, но не более того. Тогда Данила снова закрыл глаза и самостоятельно выдвинул один ящичек. Внутреннему взору тотчас открылась картинка. Он видел все так, как будто смотрел немного сверху и справа.