Парадигма крови (СИ)

И вот я смотрю, спрыжок уже развернулся, готовится, а эти двое идут себе, как ни в чем не бывало. Тут они со мной поравнялись, вернее не со мной, конечно, но я голову дам, что они меня почувствовали! Один из них повернулся и прямо в глаза мне глянул – я аж испариной покрылся, улыбнулся и одними губами мне что-то вроде «привет» прошептал. Я ему кричу: «Спрыжок, мол, над тобой!» а он кивнул, улыбнулся и дальше идет, прямо под покрывало спрыжка! Ну, я думал – хана им! Однако, стоило покрывалу вниз пойти, как эта парочка вспыхнула ярким пламенем и словно сгорела моментально, как порох, даже вроде пепел полетел… Спрыжок – ни с чем, вывернулся и вчетверо сократился. Я-то в пламени немного разбираюсь, не сгорели они, фикция это – только спрыжка заставили вывернутся. Потом не видел этих, но если увижу – узнаю наверняка – очень аура своеобразная, мощная такая, прочная…ну трудно описать, ты ж еще не видишь…

В доме хлопнула дверь, по ногам потянуло холодом. Лискин заглянул в комнату.

- Баня готова. Пошли что-ли?

- Я ничего не понял, – сказал Данила. – Какой «спрыжок», как «сгорели»?

- Ну, не важно, – ответил Илья, поднимаясь. – Пошли в баню, потом поймешь.

Баня оказалась обустроенной по всем канонам.

Лежанки, каменка, деревянные шайки, березовые веники и даже бадья с квасом. Первое время они просто сидели, обмениваясь ничего не значащими фразами. Потом Илья улегся на лежанку и Данька с Лискиным парили его в четыре руки.

«Гранит» стонал, кряхтел и мычал как морж во время гона. Украдкой, Данила разглядывал своих нечаянных компаньонов.

Без одежды Илья казался еще больше. Это была просто гора, состоящая из мышц, плотно укрытых толстой бычачьей шкурой, и поросшая жесткой черной щетиной, чуть курчавящейся на груди и мощных ножищах.

Лискин же, напротив, сплошь состоял из костей, словно канатами обвитыми жилами и явно проступающими сосудами – «мечта практикантки». Глядя на него, Данька не удивился бы, если б услышал сухой стук да треск, издаваемый худыми и длинными конечностями этого собакоподобного субъекта. На фоне Лискина, Данила, всегда считавшийся недокормышем, ощутил себя просто атлетом, и может, даже возгордился бы, если б перед глазами не маячила широченная спинища Давыдова.

Исхлестав пару веников об Давыдова, они отдохнули.

Затем, Илья принялся за Даньку, и Данька просто умирал и возрождался с каждым ударом ароматного веника, всеми порами ощущая влажный жар и терпкие испарения кваса, с шипением испаряющегося с каменки.

Лискин в это время что-то болтал, усевшись на лежанку напротив, Илья что-то отвечал ему, промеж ударами, но Даниле не хотелось вслушиваться, телесные ощущения завладели им целиком и полностью.

Потом Данила лежал с закрытыми глазами, укрывшись простыней, пропитанной березовым настоем, а Илья принялся за Лискина, который не затыкался ни на минуту, продолжая болтать между всхлипываниями и стонами, вызываемыми хлесткими ударами веничка. Сквозь затуманенное сознание Данилы проносились слова и причудливые образы, ими рождаемые.

- …Тогда, мы скажем, ух, что оборона никудышная, что кустари занимаются только собой, ай, и что это просто разброд и шатание, а никакая не свобода и равенство.

- А он тебе возразит, что отвеку стояли и еще простоим.

- А мы ему предъявим факты, вот его предъявим, он же знает, что пришлых все больше и больше, и ежу понятно, что среди опричников что-то затевается, ау-яй!

- Да ты скажешь, ты скажешь, в этом я не сомневаюсь, да только кому ты скажешь? Васе Камче ты скажешь?

- Ну а что остается, значит, Васе скажу, вай-яй!

- Да он себе на уме, этот Вася.

- Ну а что еще… ой-ай? Что ж поделать, если Вася такой у нас избранный, ух? И чем только этот Вася так хорош?

- Ой, болтаешь ты, Лис, ой, болтаешь… Смотри, как бы хвост не прищемили.

- А что, ай, а что? Что, не правда что ли, ух?

- Правда, Лис. Да только не вся….

- Эй, Данила, а что, ты что-нибудь видел? Там, ай, куда вас мексиканский друг водил, а?!

Данила нехотя открыл глаза.

- Да как сказать… Сон, странный такой. Я даже не знаю, как описать, бред какой-то. Боги какие-то индейские что-ли… расплывается все.

- А ты припомни, Данилушка, припомни, ой, все надо вспомнить подробненько…

В доме было что-то не так.

Данила почувствовал кого-то иного еще на выходе из предбанника.

В дверях он немного замешкался, возясь с тулупом, который дала ему неприветливая хозяйка, морозный воздух охватил его распаренное, раскрытое настежь тело, и, вдруг, словно толкнулось упруго: «ЖДУ!». Даня обмер на секунду, затем нахмурился, соглашаясь, наконец, принять очевидное.

- Там. Пришли.

Лискин с Ильей переглянулись и заспешили к дому.

На кухне, действительно, звенела посуда, и слышались голоса.

Хозяйка словно повеселела, в голосе так и играла настороженная радость.

Даня чувствовал, что она панически боится того, кто сидел за неплотно прикрытой дверью, и, судя по запаху, в охотку уплетал хозяйкин борщ.