Парадоксы иммунологии

Некоторые онкологи закрывают глаза на угрозу, которую несет в себе трансплантация, и связывают повышение онкогенного риска только с лекарственной иммунодепрессией, да и то при некоторой предрасположенности пациентов к опухолевому росту. Один весьма эрудированный и уважаемый онколог-хирург пишет, "что в условиях иммунодепрессии у людей чаще всего развиваются злокачественные заболевания неэпителиальной природы, которые здесь оказались чувствительными к иммунотерапии"[5]. Слов нет, это угроза номер один, поскольку даже у больных, леченных иммунодепрессорными препаратами по поводу внутренних или кожных заболеваний (ревматизм, нефрит, псориаз), риск развития опухолей заметно повышается. Но, как уже было сказано, кроме лимфом, трансплантация чревата и развитием эпителиальных опухолей, только они возникают несколько позже (не через 22, а в среднем через 30 месяцев после операции) и чаще наблюдаются у лиц относительно более зрелого возраста (средний возраст лиц с послеоперационными лимфомами — 32 года, а с вторично возникшим раком — 36,5 лет)[6].

Для анализа отношения опухолей с трансплантацией важно иметь в виду и следующие наблюдения. У реципиентов, имевших опухоли до пересадки органа (рак почки, печени, гортани), в послеоперационном периоде опухоли возникали в другом месте и по своей микроскопической картине отличались от первоначальных опухолей (журнал "Канцер", 1976, т. 37, № 2). Боязнь того, что опухоль может быть занесена вместе с донорским органом, не подтвердилась, так как во всех странах доноры с малейшим подозрением на онкологическую опасность из числа таковых немедленно исключались.

Вторая группа наблюдений связана с тем, что сама по себе трансплантация чужеродной ткани может сопровождаться повышенной чувствительностью к опухолям. Шведские исследователи Стил и Сьёрген поставили такой опыт: сначала крысам пересаживали кожный аллотрансплантат, а через 7 дней им же перевивали под кожу опухоль кишечника, которая в обычных условиях прививается у крыс плохо. У неоперированных животных опухоль привилась лишь в двух случаях из 17, а среди крыс с пересаженной кожей она поразила 11 животных из 18 и росла у них необычайно быстро. Никакой иммунодепрессии в этом опыте не проводили.

Особую опасность представляет помещение нормальной ткани в ненормальное место. Так, яичники можно пересадить в селезенку, в таких "селезеночных яичниках" сначала наблюдается бурный рост клеток, а затем и опухоли яичников.

В чем разгадка этих невеселых наблюдений? Некоторые исследователи считают, что в отрезанной и вновь пришитой ткани процессы деления клеток не регулируются организмом, так как нарушены все нервные и гормональные связи, поэтому такой автономный клеточный рост может искривиться в опухолевом направлении. Но это объясняет до некоторой степени лишь механизм появления опухолевых клеток в самом трансплантате. А если опухоли растут в отдаленных от места пересадки участках тела? Видимо, сам трансплантат, как источник антигенной стимуляции в организме, также может быть подозреваем в роли побудителя опухолевой болезни. Вещества, поступающие из него, усиливают клеточное размножение и в иных тканях. Очевидно, что решающим фактором роста опухолей при пересадках органов и тканей все же является лекарственное подавление иммунитета, но нельзя сбрасывать со счетов и близость иммунодепрессорных препаратов к химическим канцерогенам, и действие хронической антигенной нагрузки на организм, и неясное пока значение реакции отторжения. Известно также, что 90% больных после пересадки почки оказываются инфицированными вирусом герпеса (эти вирусы относят к категории онкогенных), поэтому ко всему присоединяется еще и инфекционный фактор.

Значит ли все сказанное, что программа трансплантации органов зашла в тупик, из которого нет реального выхода? Нисколько! Конечно, опухоли после пересадки органов появляются чаще, чем у людей, не перенесших подобных операций. Но какие цифры мы сравниваем: 0,4% среди ранее не болевших людей и 1-2% среди реципиентов с донорским сердцем или почкой. Медики имеют право быть обеспокоенными, ведь пересадки органов в первую очередь готовились способствовать лечению именно онкологических больных, и вдруг онкологические проблемы стали на пути дальнейшего развития восстановительных операций. Но этот парадокс не имеет никакого драматического оттенка. На пересадку органов хирурги идут тогда, когда других путей для спасения больного человека уже нет, когда все иные возможности медицины исчерпаны. Во всех случаях пересадка почки, сердца, печени — это единственный шанс продлить жизнь погибающего человека. А потому — это всегда гуманный акт и даже медицинское подвижничество. И если мы сегодня знаем людей, проживших с донорским сердцем более 11 лет, с единственной донорской почкой — свыше 19 лет, с печенью другого человека — свыше 9 лет, то это великая дерзость воображения, ставшая поразительной реальностью.