Парадоксы иммунологии

Господин случай!.. Подчас и он играет в научных открытиях не последнюю роль. Настолько не последнюю, что по этому поводу были сказаны два одинаковых афоризма: один из них в XVII в. произнес французский математик Блез Паскаль ("Случайные открытия делают только подготовленные умы"), другой два века спустя — его великий соотечественник — бактериолог Луи Пастер ("Судьба одаривает только подготовленные умы").

* * *

Когда в 1953 г. было открыто явление искусственной иммунологической толерантности — состояния, противоположного невосприимчивости к трансплантату, казалось, что практический путь для преодоления тканевой несовместимости найден, остались лишь технические детали. В своей речи по английскому радио Нобелевский лауреат П. Медавар говорил: "Была открыта принципиальная возможность преодолеть барьер, который обычно не допускает пересадок тканей между различными индивидами. Это иммунологический барьер, и в то время, когда мы только приступали к работе, было еще далеко не ясно, удастся ли вообще его сокрушить и станут ли когда-либо возможными пересадки тканей от одного человека к другому. Мы доказали, что это возможно..."

Наука подвержена моде, как и вкусы общества. Эффектная и экспериментально аргументированная теория, к тому же имеющая отношение к волнующей всех хирургической практике, не могла оставить иммунологов равнодушными. Можно утверждать, что, кроме научного значения, теория иммунологической толерантности сыграла в иммунологии и роль мобилизатора умов, так как механизмы самораспознавания привлекли к себе внимание всех крупных биологов и магнетически притянули к ним любознательную молодежь. И хотя за последующие 30 лет иммунологам не удалось искусственно вызвать состояния толерантности к трансплантатам у взрослых организмов, все же 1953 г. стал стартом бурного развития неинфекционной иммунологии. Спортсмен тренирует мышцы тела ежедневной гимнастикой, без этого невозможен рост спортивных результатов. Постоянное думание тренирует мозг, он, как и мускулатура, прибывает от постоянных упражнений; так создаются предпосылки для нового научного видения. Упорная деятельность армии экспериментаторов, изнурительная работа внутри исследовательских лабораторий не может не дать научного прогресса, даже если сверхзадача останется недостигнутой, а многие опыты, казавшиеся прозрением, окажутся в ...мусорной корзине.

В 1966 г. Питер Медавар был в Москве гостем Академии наук СССР. Он прочитал единственную лекцию — о действии увлекавшей его тогда антилимфоцитарной сыворотки — АЛС, приближавшей, как в то время казалось, перспективу создания толерантности к трансплантатам у взрослых. В лаборатории автора этих строк, незадолго до того защитившего докторскую диссертацию об иммунитете к трансплантатам, уже свыше года жил белый кролик с прижившимся на его ухе трансплантатом кожи от серого кролика другой породы (после курса уколов АЛС). Аудитория пата логоанатомического корпуса 1-го Московского мединститута в Абрикосовском переулке была в тот вечер переполнена. Гостя долго ждали, доклад Медавара затянулся, слушатели устали. Когда переводчик, окончив последнюю фразу доклада, спросил: "Кто хочет задать вопрос или участвовать в дискуссии?" — автор поднял руку. На него зашикали: дискутировать с сэром Питером Медаваром?.. Автор оробел, но все же решил признаться, что его наблюдения не позволяют утверждать, что отсутствие реакции отторжения к чужим тканям у взрослых организмов, даже полученное с помощью АЛС, есть результат иммунологической толерантности. В таких случаях, настаивал он, иммунитет не отменен, а изменен. Автору не хотелось бы, чтобы читатель очутился на его месте в тот душный августовский вечер 1966 г. Ведь лауреат Нобелевской премии утверждал, что толерантность — это центральная недостаточность, банкротство иммунитета, иначе — его паралич.

* * *

Почему же опыты Бернета по созданию длительной ареактивности у цыплят окончились неудачей, а эксперименты Медавара и сотрудников, вводивших мышиным эмбрионам живые лимфоидные клетки донора, дали такие многообещающие результаты? Дело объяснилось довольно просто: вирусы гриппа, которые в опытах Бернета проникали в зародыш, затем в организме цыплят погибали. Цыплята, освободившись от чужеродного начала, приобретали к нему нормальную чувствительность. Толерантность оказалась временной. В опытах Медавара живые клетки селезенки доноров — мышей линии А размножались в организме реципиента (отсюда и проявления РТПХ, которые в данном случае экспериментаторы просто не поняли, уступив пальму первенства другим ученым, описавшим ее в 1957 г.). Поэтому толерантность оказалась долгой, практически пожизненной.

Понять этот вроде бы само собой напрашивающийся вывод помогла селекционно-клональная теория Бернета. И хотя автор опубликовал ее впервые в малоизвестном австралийском журнале, в своей автобиографии он признавался: "Я уже говорил, что считаю своим важнейшим вкладом в науку концепцию селекции клонов применительно к иммунологической теории".