Парадоксы Младшего Патриарха

Виноватым себя чувствуешь? Вот и хорошо. Тем крепче я могу быть уверен, что ты не попытаешься сделать сам то, от чего я отказался. Винишь себя за эту попытку? Значит, не повторишь ее. Самоубийство, оно тоже, знаешь ли, входит в привычку. И однажды оно может и удаться... особенно у таких, как ты.

Потому что теперь я тебя, паршивца, и вправду понял. Теперь — понял. Ты и в самом деле такой же, как я. Совсем другой — но такой же. Ты, как и я, живешь виной. Ты дышишь ею, ты пьешь вину, как вино, опьяняясь ею до потери разума... и в пьяном бреду самообвинений ты, как и любой упившийся вдрызг, способен на многое... на непредсказуемое... и я непременно займусь тобой, бедный пьяный дуралей... я непременно отучу тебя хлебать эту гадость... нет, ну совсем ведь как младенец — всякую дрянь в рот тащит! Потом, после — а покуда пей свою мнимую вину взахлеб, торопись, заглатывай... пей — чтобы забыть о другой чаше с настоящей своей виной... куда более крепкой, опьяняющей смертоносно... пей же — а я покуда вылью украдкой ту, другую чашу, и песочком присыплю, чтоб не видать было, где вылил...

— С мечом набезобразил ты, и только ты, — заключил я и лишь теперь позволил себе слегка улыбнуться. — И отбил меч от моей груди тоже только ты.

Интай вскинул голову, будто и не веря услышанному — и все же веря как бы вполверы.

— Точно я отбил? — моляще выдохнул он.

Вот так. Выпил? До дна? Умница. А теперь закуси сладеньким.

— Точно, — заверил я. — И никакой чужой силы. Так что не тревожься. Не убьешь ты меня сонного. Разве что лягушку за шиворот запустишь — это если я предпочту не проснуться по ходу дела.

Есть такое выражение — «камень с души свалился»... так вот, судя по мордашке Интаевой, с его души свалилась такая тяжесть, что парень, того и гляди, взлетит.

— И в том, что ты запрет нарушил, тоже не ты один виноват, — помолчав добавил я. — Мне надо было тебе не через два забора да за третий плетень перескакивать, а шаг за шагом, подробно, все как есть рассказать. Чтобы ты в целости знал, почему нельзя и что это за штука.

— А почему не рассказал? — спросил Интай. Без обвинений, без подковырок. Просто спросил.

— Хвастаться лишнего не хотел, — подумав, сознался я. — И так ведь исхвастался весь.

— Дурак ты, мастер! — вырвалось у Интая.

Ну, хвала Богам. Вот теперь все и взаправду стало на свое место.

— Это верно, — с легкостью согласился я. — Но теперь я тебе все-все расскажу. Только не сегодня, ладно? Устал я сегодня. Лучше о чем другом поболтаем... а про это я тебе после расскажу.

— После так после. — Дернул плечом Интай. — Ты мне лучше другое покуда скажи. Раз уж тебе демон вернуться не дает и оружие раздобыть не позволит... как же ты теперь, а?

Вот ведь упрямая зараза!

— Сам говорил: это только в сказках воин может на чудище с голыми руками переть. В жизни оно совсем по-другому выходит...

Дословно запомнил, чтоб мне провалиться. Дословно! Ну, Дайр Кинтар, ну ты и сказанул... мог ли предполагать, что слово свое съесть придется? А ведь придется... и с чем есть станешь — с солью, с перцем, с луком?

— Как ты теперь? — тихо и почти обреченно повторил Интай. — Один, безоружный...

— Почему «один»? — легко улыбнулся я... ох, знал бы кто, чего мне стоила эта легкость. — Я не один. К добру или к худу, я с тобой.

Интай охнул и вперился в меня таким взглядом, будто я его сейчас проглочу, а обратно выплюну великим воином.

— Вместе — оно и есть вместе, — быстро продолжал я, не давая себе ни минутной передышки, ни мгновения сроку собственным словам ужаснуться — Боги, да что это я такое несу?! — Знаешь, мне адмирал Шенно говорил, есть у моряков пословица такая: «Две кильки акуле морду набьют, десятеро — напополам порвут». Нас, конечно, не десяток — но ведь мы и не кильки... так что морду набить сумеем, как полагаешь?

Интай шмыгнул носом и молча кивнул.

— К тому же, — примолвил я, — это в сказках героям кто ни попадя волшебные мечи в руки сует, чтобы легче сражаться было. А в жизни, парень, приходится своими силами выкручиваться. Ничего, выкрутимся, — и, взъерошив волосы Интая, я добавил невольно. — Эх ты, босота.

На этот раз я Интаю все рассказал. Все как есть, без утайки — а как иначе? Ну, и он мне тоже все рассказал как есть, без утайки. Кто он таков, откуда... ведь к добру или нет, но мы с ним теперь действительно вместе. Одной бедой связаны, одной смертью меряны. Уже не просто попутчики — друзья по несчастью.

А от друга таиться негоже.

— Мы когда в деревне жили, — говорил Интай, — поле у нас было такое, что — ну... двух улитков запряжешь, да к полудню не торопясь и вспашешь.

Забавно. Очень. Нет, но ведь и в самом деле забавно, с какой легкостью уста вспоминают былой говор, едва речь зайдет о тех временах, когда этот говор был им привычен. Вспомнил Интай ранние свои годы, проведенные в деревне — и сам невольно заговорил по-деревенски. Не «двух улиток», а именно «двух улитков». Двух улитков запряжешь... и никак иначе.