Все-таки даже великого воина Дайра Тоари можно ошарашить. Я — что, я не в счет... хотя от наглой выходки Тхиа я окаменел напрочь, да так, что едва с ветки не грянулся. Но ведь и Дайр, бывалый воин, которого невозможно застать врасплох... о-ой. Скажи мне кто раньше, что я увижу на его лице такое выражение...
— То есть как это — рассказывай? — осведомился Дайр Тоари.
— Что значит — то есть как? — возмущенно удивился Тхиа и даже руками всплеснул для пущей убедительности. — Ты ведь новенький? Новенький. Вот и рассказывай. Должны же мы знать, кто ты такой есть... что делал перед тем, как в школу прийти, чем занимался... порядок такой.
Я так вцепился в ветку, что яблоня под моими пальцами едва не брызнула соком.
И тут младший ученик Дайр Тоари расхохотался — во весь голос, до слез, до изнеможения, до стона, пристукивая ладонью по бедру... так, как никогда не смеялся учитель мастер Дайр.
Я перевел дыхание. Майон Тхиа — ах ты, мерзавец! Ах ты, наглая морда! Да благословят тебя отныне и вовеки все Боги, сколько их есть... и все, сколько их нет — тоже.
— Рассказывай, говоришь? — простонал Дайр, утирая слезы тыльной стороной ладони. — Порядок такой? Что ж... отчего бы и нет? Пожалуй, что и расскажу.
Майон Тхиа ободряюще улыбнулся в ответ и устремил взгляд в открытое окно.
Видеть меня он не мог... я готов был поклясться, что не мог! Потому что никогда бы мастер Дайр не выбрал для засады место, откуда его видно. Никто меня здесь не разглядит.
И все же во взгляде Тхиа отчетливо читалось: «Тебе никогда не говорили, учитель, что подслушивать нехорошо?»
Говорили, Майон Тхиа. Говорили. И не раз.
Но я все равно буду.
Потому что рассказанное сегодняшней, а может и не только сегодняшней ночью, я должен услышать не из твоих уст, а от самого Дайра Тоари.
Так вот — знать я все подслушанное той ночью знал, а слышать ничего подобного в жизни не слышал.
Ну, не то чтобы совсем. Не может ведь будущий преемник учителя ничегошеньки не знать ни о нем самом, ни о школе, о ее зачинателях и основателях. И я, конечно же, знал. Слыхал от мастера Дайра краем уха всякие разности. Но редко, очень редко. Учитель Дайр меня байками особо не баловал, скупо оделяя очередной историей в награду за какой-нибудь особо выдающийся промах: уж если я в мастерстве своем дозрел до столь чудовищной ошибки — из тех, на кои абы какая бездарь неспособна, сколько бы ни пыжилась — то мне самая пора приспела узнать, что я за дурак. А это с непреложной ясностью выводится из нижеследующей притчи.
Вот таким примерно образом.
Но чтобы все разом, да по порядку, да с подробностями... я слушал, как завороженный, а уж о мальчишках-первогодках и говорить нечего. Сон был забыт, одеяла отброшены в сторону, пламя вот уже третьей по счету свечи подрагивало от любопытства — и все наше пацанье сопливое сгрудилось на постелях Тхиа и Дайра поближе к рассказчику. Вот уже и свеча погасла, и лунный свет проник в спальню, засматривая поверх голов в лицо Дайра.
— Все, ребята, — решительно оборвал себя новоиспеченный младший ученик. — Все. Спать пора. Поздно уже. Завтра расскажу, как я в школу попал и у кого учился. Завтра. А то будем с утра ползать, как мухи сонные — мастер Кинтар нам так вломит...
Спасибо за напоминание, мысленно поблагодарил я. Вломлю. Всенепременно вломлю.
— А спать вовсе и не хочется, — запротестовал Тхиа и совсем по-детски потер глаза кулаком.
— Оно и видно, — усмехнулся Дайр. — Спать.
Когда лунный свет заколыхался от сонного дыхания, я слез с яблони и направился к себе. Спать — это хорошо. Это правильно. Только поужинать сначала надо... или это уже почти завтрак? А, проваль — да какая разница? Спать, спать... впервые за эти дни я усну спокойно. Дело сделано — ну, может, и не сделано, так хотя бы начато... и начато правильно. Спать... иначе сонной мухой поутру окажусь я сам и вломить мне придется в первую очередь себе.
Утром я проснулся спокойный и тяжелый, как ватное одеяло. Тихий и неподвижный. Двигаться не хотелось. Хотелось лежать и наслаждаться покоем. Нет, не наслаждаться даже, а просто пребывать в нем, бездумно и безгласно. Ну, может разве что позавтракать...
Завтрак мне притащил Тхиа — не столько на правах любимчика, сколько по обязанности такового. Рожа у него была бодрая, свежая... и когда только выспаться успел, паршивец? Нет, надо будет вломить, надо. Ишь, заболтались... мастер тоже человек и тоже должен спать по ночам. Хотя бы иногда.
Рассвет выдался туманный на удивление. Туман стоял совсем как у меня в башке — густой и плотный. Серые тени, в которых с трудом угадывались ученики, плыли бесшумно на утреннее построение в зал. Самоуправство, конечно... но решение здравое, и перечить я ему не стану. Шиш в таком тумане я угляжу, кто чем занят. Нет, лучше уж в зале потренироваться — а во двор выйдем, когда развиднеется.
Я вошел в зал последним, когда строй учеников уже замер в ожидании. Ответил на поклон. Оглядел всех без изъятия. Усмехнулся. И с трудом сдержал неожиданный зевок.
— К сведению младших учеников, — сообщил я. — Травить байки после полуночи запрещается. Ясно?