В горле моментально пересохло, я почему-то был уверен в своей правоте. Не может человек, который просто спал вот так краснеть, бледнеть и смущаться при виде меня! Да и выглядит Шевченко сейчас так, как будто его неплохо так трахали, а я помешал.
Отмахиваюсь от дурацких мыслей и оглядываюсь по сторонам. Нужно отвлечься и не думать о том, чем же именно занимался Данила, пока я его не потревожил. Совсем не удивлюсь, если он действительно просто спал, а у меня окончательно съехала крыша, и напридумывал себе непонятно чего.
Комната у Шевченко была красивая. Больше, чем вся моя квартира вместе взятая, наверное. В светло-бежевых тонах, здесь я чувствовал себя спокойно и уютно, не смотря на то, что от любой вещи из интерьера разило дороговизной и пафосом. Тем не менее, это было элегантно и со вкусом, за что я не мог мысленно не плюсануть неплохому вкусу зажравшегося мажора.
Усмехнувшись, я зацепился взглядом за ноутбук, который был небрежно брошен на кровать и находился в спящем режиме. Мысль о том, что Шевченко смотрел порнуху перед моим приходом заиграла новыми красками. Сам знаю, что неприлично и низко трогать чужие вещи, но любопытство пересилило. Щелкнув по клавишам, я моментально оживил ноутбук, при этом внимательно прислушиваясь к любым шорохам. Спалиться перед Шевченко будет непростительно.
Никакой порнухи я не нашел, зато открытая вкладка со страницей Дани Вконтакте и его переписка с какой-то незнакомой девушкой привлекли моё внимание. Возможно, я бы даже и не стал читать его переписку с некой Ниной Лютовой, если бы не диалог, который Данил так и не удосужился закрыть и не последнее сообщение девушки: «Если запал на своего бэд боя, так и скажи. Никогда не думала, что ты такой трус, Шевченко. Хоть себе признайся».
Я не мог не пролистать назад, уже зная, кого именно имела ввиду девушка. Дышать стало неимоверно тяжело, я листал переписку Шевченко с незнакомой мне девушкой и осознавал, что его симпатия мне не просто показалась.
Вернее, её не было вовсе. Сначала появилась какая-то неправильная юношеская влюбленность, которая переросла в ломкую и едкую любовь. Это, если цитировать самого Даню.
Стало как-то не по себе, не каждый день читаешь переписку влюбленного в тебя человека, который открыто говорит о том, какой ты мудак и идиот, но тем не менее продолжает за тебя цепляться.
Даня многое рассказывал этой девушке. Например, о том, какой я красивый, особенный и интересный, но в то же время он не забыл упомянуть о моем несносном характере, самовлюбленности и зазнайстве (странно, мне всегда казалось, что последние три пункта – это именно его характеристика).
Было странно читать сообщения о том, что у меня красивая улыбка, что я забавно морщу нос, когда с чем-то не согласен, что я обожаю черный кофе без сахара, о том, что у меня самые божественные и сексуальные татуировки, которые хочется облизать от начала до конца, о том, что чаще всего я выгляжу уставшим по понедельникам, вторникам и четвергам (бурные выходные и ночные смены в баре дают о себе знать), о том, что не смотря на моё материальное положение я куда более выигрышно смотрюсь в глазах многих людей, нежели сам Шевченко и о том, что иногда ему хочется быть мной, но больше со мной и куда чаще подо мной (опять же, цитата).
Осознание накатывает липкой тягучей волной, от которой я почему-то начинаю задыхаться. В другой ситуации я бы высмеивал чувства ботана, кидался бы в него обидными словами, долго хохотал бы и, конечно же, рассказал бы об этом всем своим друзьям и одноклассникам. Но сейчас даже мыслей нет о том, чтобы как-то обидеть Шевченко и поглумиться над ним.
В голове слишком пусто, а его рассуждения обо мне почему-то задевают за живое. Меня никто и никогда не любил по-настоящему. Даже мама. Она лишь возлагала надежды, при этом всё больше топя меня в проблемах семьи и убивая мою веру в ту самую любовь. Все девчонки и парни лишь крутились возле меня и пищали от восторга, потому что я всегда мог их защитить и всегда был в центре внимания. Не обязательно быть богатым мажорчиком, чтобы тебя любили, - хулиганы всегда будут в моде и почёте.
Только вот Шевченко так не думал. Он не гордился моим поведением, он называл меня циничным говнюком, говорил, что я сопьюсь или сдохну от передоза, если не возьмусь за ум. Но тем не менее, он любил меня. Как-то по-своему. Болезненно, скрытно и всем сердцем, от чего у меня в горле образовывался ком, а глаза неприятно покалывало.
Странно было чувствовать себя кому-то нужным. Но ещё более странно было читать слова Дани о том, что его чувства - это всего лишь глупая ерунда. Я не мог согласиться с этим утверждением, хоть и отрицать что-то тоже было бессмысленно.
- Чего ты хотел, Звягинцев? - бодрый голос одноклассника вывел меня из ступора и заставил вздрогнуть.
Я быстро захлопнул крышку ноутбука и кинул его обратно на кровать, при этом сталкиваясь с нечитаемым взглядом Шевченко, который смотрел как будто бы мимо меня.
- Дань, я… - слов не было.