Мы сами делали рупорные громкоговорители, причём наибольшее распространение получили рупоры, свёрнутые из кассовой ленты, которая пропитывается клеем, а потом покрывается асфальтовым лаком. Получается твёрдый блестящий рупор. Однако этот блеск хорош снаружи, а внутри, для мягкости звука, желательно сделать стенки шероховатыми.
Вот тогда я и вспомнил свои выкрутасы на полотне. После пропитки клеем стал посыпать внутренность рупора сахарным песком или пшеном, снова проклеивал и, наконец, покрывал лаком.
Как сказал Козьма Прутков, “и терпентин на что-нибудь полезен”. Могу добавить, что не только терпентин, но и технология модернистской живописи, которую я применял потом в разных случаях жизни.
5
И опять о живописи. Уроды на полотне, или субъективное
представление художника о женщинах. Я рисую обнажённую
фигуру, не боясь упрёков в идеализации. И ещё о наивной
детской мечте моего героя.
В современном буржуазном искусстве, кроме абстракционизма, есть и другие модные завихрения. Наиболее ярко заявляет о себе экспрессионизм. Впрочем, я могу ошибаться в терминологии, так как границы тех или иных направлений в модернизме почти невозможно различить. Мы знакомимся с новейшей зарубежной живописью и скульптурой по фотографиям в журналах и газетах, чаще всего сопровождающимся подписями, где сквозит ирония и недоумение. Видим мы это и в журналах разных стран, издающихся на русском языке. Наиболее полное представление о модернизме мы могли получить, побывав на американской выставке, а также на Международной выставке изобразительного и прикладного искусства, что удивляла нас во время Московского фестиваля.
На одной из этих выставок можно было видеть холст, на котором изображена уродливая женская фигура с трупными пятнами.
Меня сразу же оглушило воспоминание. Впервые обнажённое женское тело я увидел в художественной студии и потом, когда мне было уже двадцать лет, причём в… анатомичке. Я учился тогда в Московском университете, и ребята с медицинского факультета потащили меня в анатомичку, где на столах лежали трупы. Студентам они были нужны для изучения, а меня втолкнули в дверь, видимо, для пополнения жизненных впечатлений.
Но мне об этих впечатлениях рассказывать не хочется. Возвратимся на выставку самоновейшего искусства. Вот картина, где разложено на составные части женское лицо, а вот нечто патологическое, похожее на огромную жабу с надписью “Портрет матери”. И неужели сыну не стыдно?
Гениальные художники всех времён и народов отдали теме материнства самые благородные мысли и чувства, всю силу своего таланта. А тут кощунство, цинизм, пошлость.
Да и вообще женщине не повезло в “ультрасовременном искусстве”. Большинство художников этого направления рисуют карикатуры на женское тело, гипертрофируя до уродства все возможные у него недостатки. Помню, один “изобретатель” поместил глаза на щёках натуралистически выписанного портрета.
Кто же из честных людей может сказать, что оскорбление материнства, издевательство над женщиной, всё это женоненавистничество следует поддерживать и даже пропагандировать.
Мне хотелось понять психологию художника-модерниста, который рисует женщин-уродов. Возможно, это просто жажда мести за свою неудачную любовь, а потому, презрев человеческие чувства в угоду таким же, как он, женоненавистникам и пошлякам, он изливает свою обиду на полотне?
Однако мне вспоминается другая причина, которая привела художника к столь отвратительной творческой позиции. В связи с этим я попрошу возвратиться вместе со мной к временам ранней юности, когда я тоже пытался стать художником. Не таким, конечно, ибо весь склад моей души и характера никогда не позволит ни в жизни, ни в искусстве оскорбить женщину. Некоторые читатели упрекали меня, что я даже её обожествляю, и в доказательство приводили кое-какие непривлекательные стороны женского характера. Но это не повлияло — мужчина должен быть великодушным.
Итак, представьте себе музей. Нас, учащихся художественного училища, привели в зал, где выставлены картины и скульптура самых разных направлений.
Посреди зала стояла деревянная скульптура обнажённой женщины. Кто-то из экскурсантов — будущих художников — провёл рукой по торсу женской фигуры, чтобы узнать, насколько гладко обработано дерево.
До сего времени помню отповедь старой художницы, которая привела нас на экскурсию. Она говорила, что это уже кощунство.
— С каким вдохновением скульптор создавал это произведение, с какой любовью подкрашивал дерево, — всё более волнуясь, продолжала она. — Он жизнь в него вдохнул. Нет, не выйдет из вас художника, коли посмели грубо прикоснуться к творению, созданному руками, мыслью и сердцем таланта.
А тот, из которого “не выйдет художника”, смущённо моргал и непонимающе оглядывался по сторонам. Да и мы-то не очень понимали, за что парню досталось.