Сил на какие-либо эмоции уже не осталось, поэтому просто кивнула головой.
Мы некоторое время сидели молча, глядя на фигуру мальчика вдалеке.
— Справишься с ним? — нарушил тишину Нечаев.
— Надеюсь.
— Вы можете перебраться в город. Там будет проще.
— Мы справимся.
— Нин, жизнь за городом летом и жизнь за городом зимой — это разные вещи.
— Ты сомневаешься во мне? — скорее по инерции фыркнула я.
— Предупреждаю.
— Не стоит.
И снова эта тишина. Давящая, беспокойная, многозначительная.
— Почему ты никогда не рассказывал мне про своё прошлое? — мы оба понимали, что рано или поздно я задам сей вопрос.
Илья немного помедлил.
— Мне хотелось быть сильным для тебя. Лучшей версией самого себя.
— Бред, — покачала головой, — для меня ты и так всегда был самым…
— Это потому, что я старался, — усмехнулся Нечаев. — При близком рассмотрении я редкостная сволочь.
— Мне-то можешь не объяснять, — хмыкнула я, уже по-настоящему.
Он запустил руку в волосы и неожиданно признался:
— Мне было стыдно. Стыдно, что в моей жизни было столько нездорового дерьма.
— Ты сам только что говорил Юльке, что ты был ребёнком и не мог ни на что повлиять.
— Скажем так… это открытие последних недель. Я ещё не до конца научился применять его относительно своей жизни.
На этом с вопросами на сегодня было покончено.
— Мы с Юлей уедем. Мой человек уже нашёл ей нужную клинику.
— Ого, — поразилась искренне. — Значит, я не ошиблась.
— В чём?
— Что позвонила тебе. Я и сама могла бы заняться поисками клиники, но у меня это заняло бы гораздо больше времени. Я привыкла действовать в рамках системы государственной медицины…
— А она неповоротлива, — закончил вместо меня Илья.
Хотелось полюбопытствовать, откуда такие познания, но не стала. Ответ был и без того очевиден.
Нечаев протянул мне визитку.
— Это Кирилл, он поможет тебе оформить временную опеку над мальчиком. Да и вообще, можешь обращаться к нему по любому вопросу. Он решит.
— Это такой намёк, чтобы я больше тебя не дёргала?
Прежний Илья отшутился бы и закатил глаза, но этот уставший от жизни человек лишь сделался ещё более хмурым.
— Меня какое-то время не будет в стране.
— Егор? — тут же догадалась я.
— Да, его нужно срочно оперировать, сердце не справляется.
Постучала пальцами по губам, пытаясь заставить себя сдержаться, но не утерпела.
— И вместо того чтобы быть рядом с сыном, ты примчался сюда?
— Ради тебя я примчался бы куда угодно, — вывернул он мои слова по-своему, после чего на его лицо вновь вернулась маска непроницаемости. — Карина с сыном уже в Израиле, а у меня… ещё были здесь дела.
***
Они уехали через пару часов.
Юлька долго ревела, заламывая руки и мучая собственного сына своими хаотичными объятиями.
Пашка же, напротив, был испуган и сдержан, хотя обычно именно рядом с матерью фонтанировал активностью и даже каким-никакими речами.
— Возвращайся, — в конце конце попросил он хрипло и, отчаянно покраснев, скрылся в доме.
— Береги его, — попросила Юля и… обняла меня, поразив до глубины души. Мы обе шмыгнули носами и разошлись. Она нырнула в недра нечаевского внедорожника, а я нелепо помахала рукой на прощание.
Илья же, всё это время стоявший в стороне, наблюдая за нами, сделал шаг навстречу мне, но близко подходить не стал, просто сообщив:
— Ты — молодец.
И прежде чем я успела сообразить, что он хотел этим сказать, Илья дерзко подмигнул мне и последовал Юлькиному примеру, оставляя нас с Пашкой вдвоём. Но я всё же успела окликнуть его и поблагодарить, невнятно шепнув:
— Спасибо.
***
Осознание случившегося происходило постепенно: прошёл день, второй… неделя. Поначалу ощущение было таким, что Пашка просто заскочил ко мне в гости и вот-вот вернётся его мать, а я вновь вернусь к своей одинокой размеренной жизни. Но… Юлька не возвращалась. Звонила, ревела, заходилась острыми приступами кашля, переживала о том, как же она так бросила ребёнка одного, но не возвращалась. А Пашка всё ждал и ждал, и я вместе с ним, даже несмотря на регулярные отчёты Кирилла — помощника Ильи, у меня никак не получалось поверить в то, что наше соседство — это надолго. Как только нам обоим стало понятно, что в ближайшее время ждать возвращения Юли не приходится, наши отношения с мальчиком заметно усложнились.
В первые дни он вёл себя как прежде: ходил за мной хвостом по посёлку или же молча восседал на стуле в углу кабинета, иногда гоняя чаи с плюшками, испечёнными Надеждой Николаевной, пока я пыталась работать. Всё так же молчал, хоть и держался вполне дружелюбно. Но время шло, и Паша с каждым днём начинал отдаляться. Стал чаще пропадать неизвестно где, объявляясь на пороге моего дома (где мы жили) лишь по вечерам, когда я в предынфарктном состоянии готовилась бить тревогу. Попытки удержать его подле себя тоже не приводили ни к чему хорошему, он начинал откровенно… вредительствовать — ходил в грязной обуви по дому, бил посуду, отказывался от еды, ну и так далее. Даже Серафиме и той досталось — попытка запихать её посреди ночи в мою постель не прошла бесследно для мышиной психики, что уж говорить о моей.