Параллельные (СИ)

Уже на следующее утро, взяв Пашкину ладонь в одну руку, а в другую новенький футбольный мяч, я потащила ребёнка на небольшое футбольное поле, которое имелось за школой. Футбольным полем гордо именовалась пыльная вытоптанная площадка с двумя облезлыми воротами, установленными на противоположных концах.

Не то чтобы я умела играть в футбол. Вернее, совсем не умела, но и Паха не походил на представителя сборной Аргентины, поэтому поначалу было решено просто пинать мяч в направлении ворот без сетки. На самом деле мой расчёт был вполне прост… и чутьё меня в итоге не подвело. Примерно минут через сорок начала подтягиваться местная детвора, потихоньку окружая кромку поля. На Паху они подглядывали с неодобрением, мол, «это наша корова и мы её доим». Но сделать или сказать ему они ничего не могли — я же была здесь, а в последнее время ко мне начинали относиться с некоторым пиететом. Притворяясь святой наивностью, я с чувством выпинывала мяч за пределы поля и кто-нибудь из детей тут же кидался его приносить обратно, после чего непременно приглашался в игру. Таким образом, к полудню Павел носился в общей массе ребят, ничем от них не отличаясь.

Перед уходом домой я решила закрепить успех, угостив всех желающих конфетами. Стоит ли говорить, что уже на следующий день за Пахой явилась едва ли не вся когорта тех, кому до двенадцати.

Кризис был пройден.

Глава 17.

Улетать из страны было страшно. Далеко не раз летал по миру, но именно сейчас казалось, что обратного пути не будет. До операции Егора оставались считанные дни, а я продолжал паниковать, бесконечно просчитывая варианты, что делать в случае неудачи. Всячески загонял всё это вглубь, демонстрируя исключительно стойкость духа и уверенность в лучшем будущем. И пусть я делал всё возможное, ещё ни разу почва под ногами не ощущалась столь зыбкой.

Глядя на родину, мелькающую в иллюминаторе самолёта, уносящего меня прочь, я думал о Нине, словно спасаясь от всего того пиздеца, что ждал меня впереди. Моя надежда, мой островок спокойствия, остатки моей души… Сейчас казалось, что я лечу не к сыну, а от неё. Я ненавидел себя за эту необходимость выбирать, но в этот раз стоял буквально вопрос жизни и смерти. Да и что я мог ей дать? Наверное, ничего, кроме вечного напоминания о той боли, которую причинил однажды. Сам определил своё место на периферии её жизни, позволив себе лишь заботиться о ней — тихо и по возможности незаметно.

***

Новость о существовании Егора свалилась на мою голову неожиданно, в тот самый момент, когда мне стало казаться, что мы с Ниной справились со всеми бедами и смогли начать всё заново. Я часто видел улыбку на её лице и блеск в глазах, ознаменовавший жажду жизни. В эти минуты мне хотелось положить весь мир к её ногам, дабы ещё сильнее разжечь пламя в её сердце.

Мысли об измене остались где-то в прошлом, сумел убедить себя, что моя отвратная правда не принесёт счастья никому из нас и лишь, наоборот, изничтожит то тонкое умиротворение, что воцарило между нами.

Мы начинали строить планы на будущее, вновь изредка с лёгким испугом поговаривая про возможность иметь детей и пытаясь представить, что будет с нами через год, пять лет, десять…

Звонок от Карины меня настиг между делом, когда я на пять минут по какому-то вопросу заскочил на завод. В последние годы бизнес пошёл в рост, и я предпочитал находиться в городском офисе, моя роль всё больше становилась представительской, а на обоих предприятиях руководили специально нанятые для этого люди. Я заглянул в приёмную, когда здешняя секретарь с кем-то объяснялась по телефону. С профессиональной вежливостью, но хмурым лицом она раз за разом повторяла одно и то же:

— Девушка, это невозможно. Я не могу вас соединить с Ильёй Николаевичем. И дать его телефон тоже не могу.

Остановился в проходе, вопросительно изогнув бровь. Ситуация меня позабавила, кивнул женщине и весело улыбнулся, мол, рассказывай.

— Вас какая-то Карина с самого утра домогается, — прикрыв динамик рукой, полушёпотом пожаловалась она. — Ни на какие объяснения не реагирует.

Хоть я и продолжил улыбаться, внутри всё интуитивно похолодело.

— Отвечу, — бросил я ей, заходя в приёмную. Хотел ли я, чтобы это оказалась Павлова?

Иногда я вспоминал про неё, испытывая жгучее чувство вины и стыда. И не только перед женой. Ведь в ту грёбаную ночь я подвёл всех. Мои чувства к Карине были слишком сложны, чтобы подвергнуть их анализу, казалось, что там было всё — сочувствие, гнев, признательность, вина… Но что я знал наверняка, так это то, что я никогда не желал ей зла и искренне надеялся, что её жизнь сложилась удачно.

Впрочем, подходя к телефону, я уже понимал: вряд ли она стала бы мне звонить, чтобы сказать, что всё ок.

— Нечаев, — сухо бросил я в трубку.

— Илья? — оживился голос на том конце. — Нам очень нужно поговорить.

***

Та встреча разделила мою жизнь на до и после, навсегда сломав устоявшийся миропорядок.