Параллельные вселенные Давида Шраера-Петрова

Я… сидел, сжавшись в комок от обиды, стыда и незнания, что же делать. Мама взяла с меня честное слово, что я не пророню ни звука, что бы при мне ни говорили о евреях.

Мама боялась за меня – я был отчаянным драчуном. Но я обещал маме молчать и молчал… Я молчал, потому что на карту была поставлена наша жизнь – я заканчивал школу [и собирался поступать в институт. – Примеч. ред.] [Шраер-Петров 2014: 140].

Даже дома, на коммунальной кухне, им продолжают наносить обиды. Соседка, школьная учительница на пенсии, орденоносец, совершенно спокойно произносит, помешивая суп: «Скорее бы всех этих евреев выселили в Биробиджан». Автор вспоминает: «Я молчал, потому что мама кусала по ночам подушку, чтобы я не слышал ее плача. Мы оба молчали, как молчали тогда остальные евреи» [Шраер-Петров 2014: 142]. И вот в ночь на 1 марта у Сталина случается инсульт, а 5 марта он умирает. Как бы ни должно было выглядеть, по замыслу Сталина, «дело врачей», оно умерло вместе с ним. Уже через месяц наследники Сталина публично объявили, что никакого заговора не было; врачей выпустили на свободу, а в оговоре обвинили высокопоставленного следователя МГБ[165]. Под влиянием «дела врачей» молодой автор-повествователь решает стать врачом, в знак солидарности и непокорства. В то время такой же выбор сделали многие его ровесники-евреи – и решение получить медицинское образование соединяет реального доктора Шраера-Петрова с вымышленным доктором Левитиным.

На самом деле невзгоды в семье Герберта Левитина начинаются еще до того, как они подают документы в ОВИР. Анатолий мечтает пойти по стопам отца и стать врачом. Учится он отлично, однако на вступительных экзаменах в медицинский институт экзаменатор подлавливает его на мелочи и, сильно занижая оценку – так часто поступали и с другими абитуриентами-евреями; в результате Анатолий поступает на куда менее престижное вечернее отделение. Жена Герберта Левитина Татьяна – русская, поэтому в графе «национальность» в паспорте у Анатолия Левитина написано «русский»; это не слишком удачная попытка замаскировать его еврейское происхождение и избежать дискриминации. Вскоре после этого от перенапряжения и шока у Анатолия случается нервный срыв.

После того как семья Левитиных подает документы на выезд, катастрофы следуют одна за другой. Для получения справки в ОВИРе доктор Левитин вынужден сообщить заведующему своей кафедрой профессору Баронову – советскому аппаратчику и в прошлом сотруднику КГБ – о своих планах. Баронов обрушивается на него с тирадой, полной антисемитских инвектив: «Вы… чего вам здесь не хватало? <…> Какая черная неблагодарность! Впрочем, что еще можно ждать от вашего брата!» Левитин сохраняет спокойствие, стараясь «не закричать от гнева, обиды, унижения». Но начальник не утихомиривается. «Вы просто-напросто типичный неблагодарный еврей, который получил здесь все, что возможно: образование, почет, идеи, даже жену получил из России, а теперь плюет на все самое святое!» [Шраер-Петров 2014: 60–61].

Вслед за этим доктор Левитин, подобно библейскому Иову, претерпевает одно бедствие за другим: отец Татьяны, переехавший в Москву из деревни и живший с ними в одной квартире, умирает от инфаркта после перепалки с мелким функционером; Анатолия выгоняют из медицинского института – теперь он подлежит призыву в армию, причем в то самое время, когда советских солдат отправляют на безнадежную войну в Афганистан. Татьяна в отчаянной попытке спасти сына обращается за помощью к своему бывшему деревенскому ухажеру Павлу Терехину – офицеру-десантнику, недавно переведенному в Москву после ранения и теперь служащему в военкомате. Татьяна отдается ему, совершая предательство, – в надежде на то, что Павел вмешается и спасет Анатолия. Однако Павел реагирует точно так же, как и начальник Герберта Анатольевича. Он впадает в ярость: Татьяна не сказала ему о том, что они отказники, и тем самым поставила под удар и его служебное положение. Узнает он об этом только тогда, когда пытается просить за Анатолия. По ходу повествования читатель не раз сталкивается с русскими, которые, оказавшись в неоднозначной ситуации с участием евреев, инстинктивно изливают на них свою злость: