Парашютист

- Не валяй дурака! Ведь прекрасно знаешь, о ком я говорю... Хорошо, придется напомнить... Вчерашняя... Длинная такая, худая, как жердь... Ты заснул опять пьяный на песке, а она над тобой зонтик поставила-а...

- А-а. Ну, это, наверное, чтобы я не обгорел.

- Да-а? Вон какая заботливая, оказывается? А почему именно тебе? Раз так все складывается, может быть, ты меня с нею познакомишь... а, Лацис?

Эдвардас подумал, прикинул, в чем дело, и твердо сказал "нет". Больше они с женой ни о чем не разговаривали.

Со Смертью до конца отпуска беседовать также не довелось, а встретил он ее еще только раз. Случайно. На пляже. Смерть стояла возле спасательной будки, растирая мазью обгоревшие плечи и что-то втолковывала подвыпившим спасателям. Лацис тогда хмуро поздоровался, потупил взгляд и прошагал мимо.

Их следующая встреча произошла уже после отпуска, месяц спустя. В Кракове, после предварительных состязаний. Накануне финальных.

- Здравствуй, - Смерть стояла перед ним в национальной польской одежде, протягивая парашютисту огромный букет цветов.

Эдвардас узнал ее не сразу, поскольку Смерть была здорово подрумянена, как и все участники праздничных действий, оформляющих крупные состязания.

- Это тебе за предварительные кульбиты, - улыбнулась Смерть. - Ей богу, ты сейчас лучше прыгаешь, чем во время нашей первой встречи. Такой раскованный стал. Зондер класс!

- А я думал, что ты уже больше не придешь, - нахмурился Лацис.

- Ты как будто бы мне не рад, - обиделась Смерть.

- Рад, конечно. С чего бы мне не радоваться, - Лацис взял букет цветов и медленно двинулся в сторону от полигона с мыслями о завтрашнем финальном прыжке.

- Погода-то какая, а, Лацис! - Смерть с удовольствием потянулась, сделала огромный вздох и посмотрела на солнце. - Завтра, говорят, еще теплее будет... А вот послезавтра обещают похолодание, облачность, местами возможны небольшие осадки.

- Зачем ты мне говоришь, какая погода будет послезавтра?

- А тебе что, безразлично?

- Безразлично. Завтра... я так понимаю, мой последний роковой прыжок, а ты мне про послезавтрашнюю погоду несешь.

- Ну вот. Ты опять об этом. Да отвлекись ты! Твои товарищи, можно сказать, от тебя успехов ждут, рекордов, а он о Смерти. Когда прыгаешь, никогда не думай о Смерти, думай о технике! А то еще проиграете полякам, не дай бог...

- А тебе что, не все равно?

- Конечно! Конечно, не все равно. Я за вашу команду, можно сказать, каждой клеточкой болею. И даже не только из-за тебя... Действительно хорошо прыгаете.

Так что соберись! Видал, как у них Яцек Прушинский прибавил?

- Да... хорош...

- Но у тебя есть козырь! Ты обречен, а он - нет. Обреченный человек как никогда должен испытывать вдохновение. Полную свободу действий!

Демонстрировать самые невероятные импровизации. Воздушное хамство, я бы сказала.

Поскольку для обреченного, сам понимаешь... никакого разбора полетов... И времени у тебя на свободный полет будет поболее, чем у Прушинского... если, конечно, у него тоже парашют не заклинит. Ну ты понял?

- Да.

- Я думаю вот что. Я думаю вот что, Лацис. Нечего тебе сегодня одному сидеть.

Поэтому предлагаю устроить прощальный ужин. Тут в Кракове один такой живописный ресторанчик имеется. Прямо напротив собора. В этом ресторанчике лобстеров подают. Это такие омары. Любишь омаров?

- Люблю.

- Я тоже. Ловят прямо в водоемчике у тебя на глазах и тут же готовят.

- Дорого, небось?

- Это пусть тебя не волнует. Сегодня я плачу. Я тут деньжат подзаработала на массовках. - Смерть хихикнула.

- Да ладно, я сам могу заплатить. Пошли.

Нет ничего вкуснее, чем последний в жизни огромный тихоокеанский лобстер. Вот он лежит с фантастическими клешнями, отражая мягкий свет торшеров престижного краковского ресторана. О, сколько вкусного и питательного таит в себе этот превосходный лобстер! Но он не только вкусен, он и красив настолько же, насколько огромен. Только невежда, не рассмотрев как следует лобстера, может приступить к трапезе. И серия фотовспышек доказывает серьезность намерений многих, кто действительно понимает уникальность этого действа ( нарочно не сказал трапезы). Осмотр закончился. Затихают комплименты. Хрустит клешня. И высасывается из нее удивительный сок. Но это только прелюдия! Предстоит еще мякоть. А там еще и вторая клешня. Две клешни у лобстера. Не одна, а две! Таким образом, возникает двойное радостное ощущение. Первую ешь и осознаешь, что есть еще и вторая. И когда-то еще доберешься до шейки? Но о ней пока рано думать. Тем более, еще не доедена первая клешня. Она ведь огромная. Такая огромная клешня у лобстера, что иному любителю пива и полклешни б хватило, чтобы устроить действительно пивной праздник, сопроводив полклешни огромным количеством запотевших бутылок.