— A my trzymaj się pozycję? Jest nas tylko sześćdziesiąt osiem…[163]
Третий, судя по голосу — крепко курящий — ответил:
— Musisz się trzymać. Przed świtem Zygmunt dostarczy dwa działа przeciwpancerne i cztery moździerze. I dwudziestu ludzi piechoty…[164]
Первый, хриплый и грубый, бросил:
— Pomoże lub nie — nie ma znaczenia. Musimy zapewnić bezpieczeństwo Centrali — i zapewnimy to. Nawet jeśli wszyscy tutaj zginą…[165]
— Помолчав, добавил: — Przed nami nie ma nikogo innego. Batalion Terapeuty wycofał się poza linię kolejową…[166]Докурив в тишине, мужчины вновь растворились в ночи — точнее, уже в предрассветной мгле. Савушкин задумался над их словами…
Эта рота обеспечивает отход на восток какой-то «Централи» — скорее всего, штаба восстания. Пан Куронь вроде обмолвился, что командование АК — где-то на Воле. Значит, будут отходить на Старе място где-то недалеко — для чего и развернули тут эту роту. Хорошо вооружённую — вон, некий Зыгмунт вроде как должен приволочь пушки и миномёты — и состоящую из подготовленных солдат. Что это значит для его разведгруппы? Правильно. Ничего хорошего. Ни выйти, ни пополнить запасы воды, вообще не шевельнутся. Ибо чревато… Вот чёрт! Ладно, раз ничего исправить в ситуации нельзя — надо поспать, тем более — его полчаса вышли. Пущай Некрасов постережёт их сон, его смена…
Утром его разбудил какой-то шум во дворе. Открыв глаза, Савушкин обнаружил своих разведчиков у щели — они жадно всматривались во что-то, творящееся меж домов, там, где ночью повстанцы рыли позиции для тяжелого оружия. Любопопытно, что ж там твориться?
Савушкин поднялся, затянул ремень, одел пилотку — и подошел к заваленному выходу из подвала.
— Что там, Костенко? — спросил он у старшины, занявшего наиболее выгодную позицию для наблюдения.
— Цирк-шапито, товарищ капитан! Штатские набежали!
— Ну-ка подвинься… — Сержант уступил Савушкину место у щели.
Действительно, во дворе творился подлинный бедлам. Вокруг позиций роты повстанцев сгрудилось сотни полторы всякого рода нестроевого люда — безуспешно отгоняемого бойцами. А капониры, в которых стояли батальонные миномёты — смотри-ка, не соврал Зыгмунт, подтащил-таки тяжелое оружие — вообще были плотно оккупированы каким-то детским учреждением, или детским домом, или школой — не понять, одно было очевидно — стрелять из толпы детей пяти-шести лет миномётчики точно не смогут… Гражданских понять можно, они увидели своих солдат — и ломанулись под их защиту, вот только в таких условиях защитить штатских повстанцы точно не сумеют… Похоже, командиры повстанцев это понимали — но толку от этого было мало, на все их громогласные увещевания толпа отвечала угрюмым молчанием или женскими истерическими криками… Да, ситуация…
— Товарищ капитан, немцы! — тревожно бросил вполголоса лейтенант, оставшийся у продуха.
Савушкин немедленно бросился к противоположной стене. Точно, немцы! Вот холера…
Из зарослей над косогором к автомобильной дороге спускалась цепь пехотинцев, по большей части вооруженных автоматами — человек в двести. На самом гребне быстро — так, что только земля летела с лопат! — окапывалось несколько пулемётных и миномётных расчетов. Грамотно, ничего не скажешь…
— Некрасов, сюда! — тут же рядом с Савушкиным у продуха материализовался снайпер. — Офицера видишь, на левом фланге?
Некрасов приложился к своей оптике, поводил винтовкой туда-сюда — и коротко бросил:
— Есть.
— Сколько до него?
— Метров шестьсот.
— Попадёшь?
— Да.
— На счет три. Костенко, на счет три стреляешь из пистолета во двор, поверх голов.
— Заглушить Витю? Добре! — И старшина, достав «вальтер», приготовился к открытию огня.
— Раз, два, три! — Два выстрела раздались почти одновременно. Немедленно во дворе поднялся шум, а пару секунд спустя — огонь открыла немецкая цепь. Савушкин про себя усмехнулся — ну вот зачем они патроны зазря изводят? С шестиста метров не то, что попасть — добить из «шмайсера» невозможно! Идиоты? За убиенного ротного решили отомстить? Или просто трусят и лупят в белый свет, как в копеечку — для самоуспокоения? Не важно, важно, что повстанцы во дворе эту стрельбу услышали…
Бой был короткий — собственно говоря, и боя-то никакого не было. Достаточно было повстанцам занять окопы меж домов фронтом на запад и открыть беглый огонь — как немцы тут же побежали назад, к железной дороге. Савушкин услышал радостные крики из окопов — и с досады прикусил губу: хлопцы, чему вы радуетесь? Вы даже не попали ни разу! Почему не подождали, пока цепь перейдет железку, растянется на пустыре, подойдет хотя бы метров на двести? Какого чёрта вспугнули их? Эх, неумехи…
Затявкали немецкие миномёты — несколько мин легло с недолётом, взметнув на пустыре полдюжины стобой пыли. Во дворе тут же раздались команды «Połóż się! Wskocz do okopów!» — повстанцы загоняли штатских в укрытия. Разумно…