Парашюты над Вислой

Оргия мародёров продолжалась недолго — во двор въехал кюбельваген, из которого выпрыгнул поджарный немецкий офицер в чёрном эсэсовском мундире. Савушкин сему обстоятельству немало изумился — эсэсовцы на фронте обычно ходили в общевойсковом «фельдграу» — но, видимо, это был какой-то штабной начальник. Он что-то властно скомандовал ближайшим власовцам, те бросились врассыпную — и через минуту перед немцем вытянулся обрюзгший дядька в некоем подобии офицерского мундира и в унтер-офицерской фуражке — по-видимому, командир этого войска. Немец что-то злобно пролаял, командир власовцев вскинул руку в нацистском приветствии — и немец, брезгливо оглядев окружающее его войско, живо заскочил обратно в машину и хлопнул шофёра по плечу перчаткой. Кюбельваген рыкнул мотором, развернулся и выехал со двора.

С трудом и не сразу, но обрюзгшему дядьке и дюжине унтеров удалось собрать войско — которое с явной неохотой покинуло место недавнего побоища.

Савушкин осмотрел своих.

— Все видели?

Котёночкин ответил побелевшими губами:

— Все.

— Теперь вы знаете, что ждёт этих энтузиастов с пистолетами… Разбираем завал!

Часа полтора у них ушло на то, чтобы освободыть выход — первым наружу вызвался выйти Некрасов. Вышел, осмотрелся, прислушался — а затем, вернувшись назад, коротко бросил:

— В соседнем подъезде люди.

Разведчики по одному, осторожно, выбрались наружу — и так же сторожко, вслушиваясь в доносящиеся из полуразрушенного дома звуки, двинулись к их источнику.

В квартире на первом этаже несколько человек — по первому впечатлению, трое — о чём-то спорили, мешая русские, немецкие и польские слова. Савушкин кивнул Костенко и Некрасову — те, взяв наизготовку пистолеты, вошли в коридор. Выглянувший старшина кивнул остальным — и все вместе они вломились в помещение, откуда доносились голоса.

Посреди комнаты стоял низкий журнальный столик — вокруг которого на кухонных табуретах сидело трое власовцев. На столе царил дикий бардак — стояли открытые бутылки с водкой, вскрытые банки с консервами, лежал грубо порезанный хлеб, громоздились женские украшения, мятые пачки денег, кучки монет, какие-то перчатки, ремни, потрёпанная горжетка из чернобурки… Яростно спорившие доселе власовцы мгновенно замолчали, увидев стоящих в проёме двери немцев с направленным на них оружием. Один из власовцев, по-видимому, старший, испуганно спросил:

— Вас ист лос?

Савушкин, не обращая внимания на вопрос, бросил:

— Кто старший?

Вопрошавший ещё более испуганно ответил:

— Я. Сержант Мамыкин.

Савушкин кивнул Костенко. Тот, вскинув свой «вальтер», дважды выстрелил — напарники сержанта Мамыкина молча повалились на пол, из-под обоих тут же натекли кровавые лужи.

— Значит, так, сержант Мамыкин. Ты чётко и внятно отвечаешь на мои вопросы — и умираешь быстро и без боли. Или попытаешься утаить то, что мне надо знать — и умираешь долго и мучительно, но перед этим всё равно всё мне рассказываешь. Выбирай, у тебя минута.

Дрожащий от страха сержант, глянув на остывающие трупы обоих своих коллег — трясущимися губами ответил:

— Я всё скаж-ж-жу, вы только… вы только отпустите меня! Я никому… я никому ничего не расскажу!

— Что за части?

— Наши?

— Свои я знаю.

— Шестьсот восьмой охранный полк.

— СС?

— Не-а, вермахта…

— Русский?

— Русский…

— Какие ещё с вами части?

Мамыкин задумался.

— Бригада Каминского точно. Какие-то азербайджанцы… Тоже вермахт. Полк. Ещё вроде какие-то казаки, но я не знаю, что за они.

— А немцы? Немцы хоть какие-то есть?

— Штрафники. Я не знаю, как их часть называется. Но они на Охоте. Вроде…

— Вроде Володи… Ты откуда родом, сержант Мамыкин?

— С Кержача… А что?

— А ничего, я родом с Владимира.

— Земляки! — расплылся в угодливой убылке сержант. И торопливо спросил: — Так отпустите, герр гауптман? Я никому ничего не скажу!

— Какая у вас была задача? — спросил Савушкин.

— Это… Захватить этот опорный пункт. Всё вроде…

— А почему ушли?

— Так тот, в чёрном, что приезжал — велел уйти за железку.

— А вы почему остались? Вы трое?

— Этот, майор Курасов, комбат — приказал остаться. В сторожах. Ежели поляки вернутся — проследить и доложить.

Савушкин кивнул, а затем, расстегнув кобуру, достал свой «парабеллум». Мамыкин, побелев, бухнулся на колени и заверещал:

— Герр гауптман, не убивайте! Мы ж земляки! Мы ж владимирские!

Савушкин передёрнул затвор, и, глядя в глаза своему собеседнику — холодно ответил:

— Нет у тебя больше в России земляков. — И выстрелил ему в голову…

Глава семнадцатая

В которой главным героям приходится послужить фюреру и фатерланду — как они ни пытались этого избежать…

Да, всё это довольно странно… Немцы реально в состоянии заблокировать штаб восстания — но, тем не менее, позволяют ему уйти с окружённой Воли на Старувку. В высшей степени странно! Ладно, рано или поздно — но ответы на все сложные вопросы найдутся. Пока надо решать текущие задачи…

— Женя, составил?