Пардес

– Тебе это нравится?

Оливер пожал плечами, подтянул шорты.

– Если честно, обычно я сижу на скамейке и ничего не делаю.

Рокки дунул в свисток, выстроил нас в центре площадки и жестом велел Ноаху подойти.

– Он любит Ноаха, если ты еще не понял, – прошептал Оливер. – Это его любимый игрок. Впрочем, Ноаха любят все. Он наш школьный Швед[98]. Гребаный Тор.

– Это Ноах Харрис. – Рокки расхаживал перед нашей шеренгой, точно командир, который готовит солдат к боевой операции. – Кто не знает Ноаха Харриса, поднимите руки.

Никто не поднял руку.

– Я так и думал. – Он согнул руки. На левом бицепсе виднелся носорог и логотип “Эйр Джордан” – человек в прыжке. – Кто мне скажет, почему мы знаем Ноаха Харриса?

На другом краю шеренги поднял руку Донни.

– Потому что он наш капитан.

– Нет, Донни, черт возьми, не поэтому. А потому что он лучший игрок в этой школе, а когда ты лучший игрок в школе, тебя уважают. Откуда я это знаю? Потому что я и сам был лучшим игроком в школе. (Ноах покраснел. Я впервые видел его смущенным.) Это называется “совершенствовать мастерство”, – продолжал Рокки, – и тренироваться, пока не заслужишь уважение не окружающих, – на его лбу пульсировали жилы, – а свое собственное. Вот в чем смысл этой игры, парни, – хрипло прошептал он. – Вот в чем смысл этой проклятой жизни. Усекли? (Мы послушно кивнули, притворившись, будто хоть что-то поняли из его слов.) Хорошо. А теперь Эван Старк, Амир Самсон, Гэбриел Хури и, черт с тобой, Донни Силвер, шаг вперед и встаньте лицом к товарищам по команде. Это наша стартовая пятерка. Значит, у нас еще семь свободных мест. Никому ничего не обещаю, даже если в прошлом году вы были в команде, даже если вы считаете себя Божьим даром этому священному спорту. Даже если ваш отец жертвует крупные суммы на школу, Беллоу не в счет. Ясно?

Он разделил нас на группы, и начались упражнения: челночный бег, рваный бег, пробежать между конусов, чеканя мяч попеременно левой и правой рукой, бросить мяч из-под кольца, уворачиваясь от Рокки, который пытается нам помешать.

– Черт бы тебя подрал, Силвер, катись ты в ад! – заорал тренер, когда Донни промазал по кольцу и рухнул на пол. – Если сил не хватает, так нечего тебе здесь делать!

Играл я плохо. Несколько раз забросил мяч в прыжке (случайно повезло, учитывая, как запугал меня Рокки), но двигался медленно, явно растерял форму и умудрился облажаться в куче упражнений: то побегу не в ту сторону, то мяч потеряю, а один раз вообще выпнул его за пределы площадки.

– Что за херня? – прорычал Рокки и заставил меня пробежать десять кругов “за то, что не знаешь, куда себя деть – и с мячом, и на площадке, и, видимо, в жизни”.

Последние двадцать минут игра шла команда на команду. Я показал себя как никогда скверно, потому что еле таскал ноги, задыхался, в груди горело, во рту пересохло, а еще потому что товарищи по команде не рвались передавать мне мяч. Больше всего я радовался, когда меня удаляли с площадки, ведь тогда мне удавалось перевести дух.

В конце тренировки Рокки велел новичкам играть вместе. Донни, центровой, никуда не годился, – правда, благодаря своему весу он пробивал оборону, но, к досаде Рокки, постоянно промахивался, кидая из-под кольца. Эван, тяжелый форвард, оказался прекрасным защитником, вдобавок атаковал уверенно и упорно, снова и снова спасал игру. Гэбриел был легким форвардом – хотя его, похоже, взяли оттого лишь, что нужен был еще один игрок, – ему удавались только подборы[99] и комбинации с пробежками, все остальное получалось плохо; Амир, атакующий защитник, отлично бросал трехочковые.

Ноах выступил выше всяких похвал. Он играл быстро, мощно, бросал с любой дистанции, водил мяч за спиной, между ног, стремительно огибал защитников. Он делал головокружительные пасы через всю площадку, посылал передачи по самой невероятной траектории, бросал с любого разворота, прорывался к кольцу и резко взмывал ввысь – тут ему не было равных. Спору нет, он играл лучше всех, кого я знаю, но куда больше меня впечатлило его поведение. Он бурно выражал свои чувства, выкрикивал команды, но не издевался над нами, старался делать пасы, не владеть мячом в одиночку, а когда Рокки разругал бедолагу Донни, Ноах его успокаивал.

– Ноах, – сказал я ему в машине после тренировки (от боли я старался не шевелиться, но до сих пор был под впечатлением от увиденного), – это просто невероятно…

– Ари, – перебил он, – от кого, от кого, а от тебя я не хочу выслушивать эту хрень.

Я польщенно кивнул и замолчал.

* * *

На следующий день после занятия по Талмуду – скучища, мы обсуждали бейн хашмашот[100], тот неуловимый миг, когда уходит день и настает ночь, – я услышал, как мое имя произносят по громкой связи.

– Почему меня вызывают? – по-дурацки прохрипел я и беспомощно уставился на Амира. – Это плохо?

Амир нетерпеливо собирал вещи.

– Расслабься. Если бы у тебя правда были проблемы, тебя вызвал бы лично Блум.