Парень из реалити-шоу (ЛП)

Однажды мы смотрели телевизор в гостиной и мама с папой разошлись по дому по своим делам. Таша сидела спиной к камере и была в своем репертуаре – обзывалась, тыкала в меня пальцем и втирала мне в лицо слюну. Потом, поскольку я ни на что не отреагировал, она зажала мне рукой рот и нос и держала, пока я не побелел. Когда я заплакал, Лизи сказала:

– Таша, отстань уже от него.

В ответ Таша ударила меня. Низко, чтобы камеры не зафиксировали. Прямо по яйцам. Отдышавшись, я налетел на нее, как поезд, и бил ее снова и снова, а она орала и ругалась. Наконец я свалил ее с дивана, взял первое что под руку попалось – огромную доску из красного дерева с вырезанной на ней рыбой, которую родители купили во время медового месяца, – и почти ударил Ташу по голове, но вовремя пришел папа и оттащил меня. Камеры все засняли.

Мама с папой знали, что их снимают, поэтому пытались воспитывать меня, как учила ТелеТётя и ее система трех шагов. Когда она раздавали наказания, мне казалось, что я плыву у самого морского дна, задержав дыхание. Мимо проплыл кит и задел боком мою спину. Мимо проплыл косяк рыбы, поднял вокруг меня водоворот из рыбок и исчез вдали. Я видел отсюда поверхность воды и мутный свет солнца, но мою щиколотку что-то удерживало. Мне было пять лет, и я уже крепко запомнил: когда я вдохну, я умру.

========== 17. ==========

В субботу мне нужно быть в РЕС-центре к одиннадцати утра: там выступает цирк. В девять я уже сижу за обеденным столом с мамой и папой. Мы ведем себя очень прилично: мама читает выпуск «Мира ходьбы», а папа рассказывает о прекрасном доме на другом конце города с плавательным бассейном под крышей и тремя верандами.

– Просто шикарный дом, и продается за четверть настоящей цены. Сам бы купил, если бы мог.

Он выкладывает на стол распечатки с фотографиями, мама отрывается от журнала и смотрит на них. Шум внизу начинается тихо – с парочки взвизгов и тихих звуков, как у стиральной машины. Потом по накатанной: «ба-бам, ба-бум, ба-бам, ба-бум, ба-бам». Я рассматриваю фотографию из электронного каталога недвижимости. Бассейн, похоже, хорошо подогревается, а еще туда можно столкнуть Ташу и списать на несчастный случай. Или обвинить мистера Крысюка Фургонса.

– Действительно, купи, – отвечаю я. Мама хмыкает через нос, выражая крайнюю степень скептицизма.

Я пододвигаю к себе другие фотографии. Это действительно обалденный дом. Даже с учетом всех реалий рынка мы останемся в плюсе, если продадим наш дом и переедем. Там больше участок. Другая школа. Возможность начать жизнь заново. Может быть, мы сможем съехать, когда Таша куда-нибудь выйдет, и забудем сказать ей наш новый адрес. «Ба-бам, ба-бум, ба-бам, ба-бум».

– Наш дом же можно дорого продать, да? – уточняю я.

Папа кивает:

– Как минимум за четыреста. Как минимум.

– Никуда мы не переедем, – припечатывает мама. Она встает, открывает нижний ящик шкафчика у раковины и достает миксер. – Я не съеду из огороженного товарищества в какой-то домик посреди леса. Здесь я чувствую себя в безопасности.

Мама открывает холодильник, наливает в миксер яблочного сока и йогурта и заводит его.

– Мы сэкономим на взносах в товарищество! – кричит папа, перекрикивая миксер. – И на налогах!

Мама включает миксер на полную мощность. Мы все еще прекрасно слышим «ба-бам-ба-бум-ба-бам-ба-бум» из подвала.

– Ага, – поддакиваю я папе. – А еще там не будет крыс в подвале.

Папа собирает документы и фотографии и кладет обратно в папку. Мама стоит и делает вид, что делает смузи, хотя мы все знаем, что это не так. Я встаю, подхожу к двери подвала, пинком распахиваю ее и ору:

– Боже, да прекратите вы на хрен или нет? Пора взрослеть и съезжать! Заткнитесь уже к черту! – Я хлопаю дверью.

Мама выключает миксер, и мы молча смотрим друг на друга. Родители смотрят на меня с таким видом, как будто я только что выстрелил в ногу медведю – как будто здесь на нас может напасть медведь. Я смотрю на родителей с таким видом, как будто я не против встретить медведя. Я и его могу убить голыми руками.

Через несколько секунд шум начинается снова, причем очень громко, и Таша нарочито вульгарно стонет, и папа встает, замачивает тарелку и ставит ее в раковину, а мама стоит у миксера, положив левую руку на крышку, а правой нащупывая кнопку «перемешать», а потом мы слышим, как они оба… ну, знаете… завершают, и через пятнадцать секунд Таша стоит в кухне в купальном халате. Мы с родителями просто застываем и разглядываем ее: ее только что осеменили, ее волосы стоят дыбом, щеки порозовели, вчерашний макияж обтек вокруг глаз.

– Что, завидуешь, мелкий ханжа? – спрашивает она.

– Слушай… – начинает папа. Это он так пытается… что? Оправдать мое ханжество? Вряд ли.

Таша подходит ко мне и толкает в грудь:

– Мудак.

Я молча принимаю удар. Вдыхаю. Выдыхаю. Не реагирую. Я наслаждаюсь каждой миллисекундой, когда я ее триггер, а не наоборот. Она снова толкает меня. Мама кладет ей руку на плечо.

– Этот дом такой же мой, как и твой! – говорит Таша. – Я могу заниматься в своей комнате чем хочу.