Парень из реалити-шоу (ЛП)

Парень еще несколько секунд смотрит на меня, а потом я ухожу. У меня нет другого выхода, потому что я не собираюсь продавать ему крендель, а тигром я сегодня уже был и не уверен, что сдержусь во второй раз. Я выхожу из пятого киоска и иду к цирку. Я замираю в дверях и смотрю выступление. На главной сцене стоит клоун и пытается выдрать себе зуб. Зрители истерически смеются. Понятия не имею, почему им смешно. Мне кажется, выдирать себе зуб не слишком-то приятно. Наверно, я что-то пропустил. Клоун одет как стоматолог из мультиков. Рядом с ним валяются огромные щипцы. Размером, наверно, с велосипед.

Билетер делает мне знак войти внутрь и закрыть за собой штору. Я так и делаю. Я стою в темном проходе и вдыхаю. Потом выдыхаю. Вдыхаю. Выдыхаю. Я сижу на трапеции и ем мороженое. Клубничное. Я откладываю мороженое и начинаю раскачиваться, потом прыгаю, цепляюсь за другую перекладину, сильно раскачиваюсь, переворачиваюсь в воздухе – и меня ловит за запястья качающаяся на соседней перекладине Лизи. Мы раскачиваемся, выделываем трюки и разговариваем:

– Потом переедешь ко мне в Глазго? – спрашивает она.

– Да, если можно.

– Тогда мы поговорим.

– Да, если можно, – повторяю я.

В настоящей жизни мы никогда об этом не разговаривали. Ни разу во взрослой жизни… или какая там у нас сейчас жизнь. Мы намекали, да. Мы справлялись, как могли. Но никогда не говорили о том, как я едва не утонул. Мы никогда этого не обсуждали. Когда Лизи уезжала, она встретилась со мной глазами. У нее зеленые глаза, как у меня.

– Береги себя, – попросила она.

– А куда деваться? – ответил я.

– Позвони, если понадоблюсь.

– Позвоню.

Она обняла меня – больше никто из родственников меня не обнимал – и поцеловала в щеку.

– Веди себя хорошо, – попросила она. – Скоро поговорим.

Но мы так и не поговорили. А еще она ни разу не звонила. Прошло больше трех месяцев. Я вел себя хорошо. До сегодняшнего дня. До того, как стал тигром. Я сильно раскачался, отпустил запястья Лизи, пролетел сквозь купол РЕС-центра и стал птицей. Теперь я голубь. Я сбежавшая из клетка канарейка. Я белоголовый орлан. Я взмываю над горами на востоке от города, сажусь на самое высокое дерево и рассматриваю людей. Рядом садится белоголовый орлан Лизи.

– Джеральд, что ты делаешь? – спрашивает она.

– Не знаю, – признаюсь я.

– Возвращайся, покачаемся на трапеции, – просит она.

Мы еще некоторое время катаемся, а потом одновременно делаем двойной переворот. Два раза. Потом три. Толпа восхищена. Сейчас мы для нее – два самых талантливых человека на Земле. Все хотят быть нами. Все хотят летать. Нам бросают цветы. Нам аплодируют стоя. Вот это – вот это настоящая индустрия развлечения. Кто угодно спросите меня – и я отвечу.

Кто угодно: Хочешь попасть в телевизор?

Я: Да.

Кто угодно: Хочешь сыграть роль противного мальчишки, который срет на кухонный стол своих родителей?

Я: Нет.

Кто угодно: А что ты тогда хочешь?

Я: Хочу быть гимнастом н трапеции.

Кто угодно: Ты слишком маленький. Мы тебе не разрешим.

Я: Тогда я хочу быть белоголовым орланом.

Кто угодно: Вот поэтому мы и не задаем таких вопросов пятилетним детям.

Я: Что смешного в мальчике, срущем на кухонный стол?

Кто угодно: Понятия не имею. Но, похоже, людям нравится.

Я: Вам не кажется, что смотреть по телевизору на срущего мальчика – это какое-то извращение?

Кто угодно: Бред какой-то. Зачем ты говоришь такие глупости?

Я: Потому что это правда. Зачем еще нужно что-то говорить?

========== 21. ==========

Я не помню, как добрался до седьмого окошка. Не помню, как вышел из цирка. Не помню, как стучал, чтобы меня впустили. Не помню, как протискивался мимо неотразимой девушки из первого окошка. Я не помню, как считал выручку, но деньги уже лежат в застегнутом пакете, а мой отчетный листок заполнен и подписан. Подписан мной. Понятия не имею, где я был последний час. Последнее, что я помню, это как я смотрел выступление цирка.

До следующего выступления у нас час перерыва. Половина кассиров выходит на улицу покурить и позвонить близким людям. Я думаю о своих близких. Потом – о том, что случилось в реальном мире утром. Потом выхожу и звоню отцу.

– Привет, Джер, как работа? – спрашивает он.

– Нормально.

– Хорошо.

– Ты с клиентами? – спрашиваю я. Он всегда с клиентами.

– Не-а. Решил заехать в тот дом с бассейном под крышей. Никому не говори, ладно?

– Конечно, – отвечаю я и не говорю больше ничего: жду, что скажет он.

– Да уж… с утра было нечто, – произносит папа.

– Ага. Впрочем, моя жизнь сплошное нечто, можно было привыкнуть, – отвечаю я. – Во всяком случае… ну… с Ташей.

– Да уж, – неловко соглашается папа. – Она преувеличивает.

Нет бы сказать: «Она заслужила. Нечего было пытаться тебя придушить!» Ничего такого.

– Мне нравятся девушки, – отвечаю я. – Она врет.

– Тебе не нужно оправдываться, – произносит папа. – Имей в виду, мы будем любить тебя любым.

Кажется, это какой-то шифр. Как будто он ей поверил. Как будто он тоже считает, что я по мальчикам.

– Они вызывали полицию? – спрашиваю я.

– Чего? – Папу отвлек навигатор, предупредивший о повороте. – Нет. Нет, конечно. Все в порядке.