Парень из реалити-шоу (ЛП)

Она протягивает руку ладонью вверх, я кладу на нее половину разрезанного по диагонали сэндвича и забираю себе оранжевый пакет. Она вгрызается в сэндвич и говорит с набитым ртом:

– Боже, там что, яблоко?

– И виноград.

– Охрененно! – говорит она таким тоном, как будто никогда не ела ничего кроме кексов и печенья.

Некоторое время мы просто едим. Она просит попробовать протеиновый коктейль; я предупреждаю, что пью самый простой, безвкусный, но она настаивает, а потом жалуется, что он безвкусный. Я пью коктейль, а она расправляется с колой. Кексы я приберегаю на потом: это было мое любимое лакомство, пока ТелеТётя не сказала маме, что нам всем пора завязывать со сладким.

– Мне очень понравились твои друзья, – замечаю я.

– Нейтан и Эшли? Да, круче них только яйца.

– Как вы познакомились?

– Мы с Эшли вместе работали на моей последней работе. Она была официанткой, я – на подхвате. Наш шеф был кретином. Мы подружились и жили долго и счастливо.

– Круто.

Я думаю о слове «подружиться». Кажется, из-под такого количества полиэтилена я это сделать не смогу. Вдруг я осознаю, что мне не хочется никого убить уже минут двадцать. Может, даже больше. Может, с начала дня. Не знаю. Мне не хотелось убить новичка в раздевалке, хотя он вел себя как сволочь. И Николза убивать мне тоже не хотелось.

Через пять минут молчание начинает действовать нам на нервы. Я вижу, что она тоже сходит с ума, но не могу придумать какую-нибудь умную фразу и продолжаю молчать. Я пережевываю каждый кусок раз по пятьдесят. Он напряжения я начинаю потеть. Наконец она нарушает молчание:

– Итак, ты знаешь мое имя и мы едва вместе не сбежали с цирком, но я все еще не знаю, друг ты мне или нет.

– Конечно, – отвечаю я, – я твой друг.

– Ты неразговорчивый.

– Наверно, я просто не привык с кем-то разговаривать.

– И все же ты мой друг?

Мне хочется сказать, что она моя девушка, но это кажется неправильным. Роджер бы не одобрил. Поэтому я киваю.

– Если ты мой друг, то тебе нужно знать, что я все время ношу ее с собой и тебе нельзя туда заглядывать, – говорит она, доставая из заднего кармана маленькую книжечку.

– Я уже видел, как ты там что-то пишешь. Ну, на работе.

– Ну?

– Я не хочу туда заглядывать. В смысле, если ты об этом просишь.

– Я ни о чем не прошу. Я просто говорю, что, если мы друзья, ты соблюдаешь мои правила, – объясняет она. – У некоторых моих бывших так называемых друзей были с этим какие-то проблемы, так что лучше я сразу скажу.

– Ясно, – отвечаю я, – а какие тут могут быть проблемы?

Она уже разложила книжечку на колене и что-то пишет.

– Они думали, что я пишу о них.

– О как.

– Да, я о них писала. Но это все равно не их дело, – добавляет она. – Можешь не спрашивать, да, о тебе я тоже там писала. Ну что, я тебя предупредила, и если мы друзья, с книжечкой ты тоже дружишь, ладно?

Она опускает взгляд и продолжает писать.

– Меня устраивает, – отвечаю я. «Ханна, Сруна устроит что угодно».

Пока она пишет, у меня есть минутка на размышления. Наверно, раз уж мы начали ставить условия и рассказывать о себе, мне тоже нужно что-то сказать. Хоть что-то. Потому что она относится ко мне как к нормальному человеку, хотя должна уже знать, что я тот самый Джеральд. Младший из троих детей. Парень из реалити-шоу.

– Ханна? – зову я. Она поднимает глаза. – Раз уж к тебе прилагается книжка и мы все равно друзья, мне нужно кое в чем убедиться. – Она делает мне знак продолжать. – Ты ведь знаешь, какая хрень происходила в моем детстве? Ну, вся история с телешоу. Ты знаешь, как я получил прозвище и почему меня не любят. Тебя все устраивает? В смысле, не то, что я вот такой, потому что я не такой уже очень много лет, но… ну, тебя устраивает, что я когда-то был таким? И все прочее? – Она улыбается, но ничего не говорит. Я позволяю себе поделиться с ней своими нервами: – Вообще мне нельзя доверять девушкам или встречаться с ними, потому что специалист по борьбе с гневом говорит, что девушки – плохая идея, и, я боюсь, в качестве друзей, может быть, тоже. В смысле, мне все нравится и я не собираюсь никого быть, но… я… ну… черт, я несу полную чушь.

Она подается вперед:

– Я знаю, кто ты такой. И мне плевать. Ты хороший парень. У меня тоже есть мозгоправ, – продолжает она. – Она говорит, я должна одеваться так, как будто мне хоть чуточку не наплевать, но я не совсем понимаю, на что мне не должно быть наплевать. Одеваться так, как будто мне не наплевать? На что? Понимаешь? На что мне не надо плевать?

– У тебя есть мозгоправ? – переспрашиваю я.

– А у кого их нет?

– Наверняка есть такие, – отвечаю я. Роджера нельзя назвать мозгоправом. Но вообще, я думаю, вещи близкие.

– Ну, у меня есть психолог, у тебя тоже, значит, нас уже двое, а больше у меня друзей нет, так что по моему опыту – да, психолог есть у всех.