Парень из реалити-шоу (ЛП)

Я качаюсь первый раз – и тут же понимаю, что девочки из Монако, должно быть, сильнее любого профессионального борца. Перекладина еле-еле движется. Я почти не могу заставить ее пошевелиться. Со стороны, наверно, мои потуги выглядят как эпилептический припадок. Несколько секунд – и все. С перекладины трапеции в сарае цирка где-то в глуши Флориды неподвижно свисает бессильный семнадцатилетний гетеросексуальный куль с дерьмом. Это даже забавно, но мою спину сейчас разорвет надвое.

Джо-младший смеется:

– Ты смог! Трусишка жалкий, ты смог!

Я тоже хихикаю, но от смеха у меня кончаются силы, и я замолкаю. Потом я вспоминаю, что вишу метрах в семи над землей. «Требую научиться доверять сетке».

Но я ей не доверяю. Мои измазанные мелом руки крепко держатся за перекладину. Такое ощущение, что они слились с перекладиной. Я врос руками в перекладину. И это прекрасно, потому что я не собираюсь ее отпускать.

– Спускаться будешь? – спрашивает Джо-младший. Он, небось, уже раз сто так делал. Какая ерунда – просто упасть в сетку, которую едва видно.

– Не буду, – отвечаю я. – Пожалуй, останусь тут насовсем.

– Сначала сгорят к хренам плечи. Потом руки.

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда. Потом твои пальцы по одному разогнутся и ты упадешь. Чувак, с гравитацией не поспоришь. Это сраная физика.

– Заткнись!

– Ладно, пойду целоваться с твоей девушкой, – произносит Джо и идет к двери. – Когда надумаешь спускаться, падай задницей вниз, потом перекатывайся на край.

Я хихикаю, потому что это забавно. А еще мне страшно, что с сеткой может быть что-то не так и я сейчас разобьюсь насмерть. Впервые в жизни это не кажется мне заманчивым. Я не смеюсь над смертью, как будто это приключение. Я не хочу умирать. У меня есть план.

Я разжимаю руки. Падая, я как будто снова попадаю в Джердень. Кажется, я ору во всю глотку. Пока я падаю, полиэтилен разматывается. Его слои развеваются в воздухе надо мной, невесомые, и улетают вверх, как дым от сигарет Джо-младшего. Я приземляюсь в сетку, и она пружинит. Несколько минут я лежу в сетке и смотрю на перекладину, висящую в воздухе. Она кажется крошечной.

Через какое-то время снаружи раздается шум. Шум фургона или трактора. Чьи-то вопли. Крики Большого Джо: «…, …, …!» Я перекатываюсь к краю сетки, переваливаюсь через край и встаю на пол. Мне отчасти хочется снова залезть на выступ, но я понимаю, что пора ехать домой.

– Самое время! – говорит Джо, когда я вхожу в шатер. Ханна уже собрала вещи и сидит рядом с ним. – Чувак, она не стала со мной целоваться. Тебе достался …ный бриллиант!

«Я заслужил …ный бриллиант».

========== 60. ==========

На удивление, все проходит без сучка без задоринки. Папа на четыре дня отправляет маму с Ташей в предоплаченный тур, и пока они загорают, делают педикюр и предаются всем остальным развлечениям для людей без винтика в голове, какие только предусмотрены в предоплаченных турах в Мехико, мы переезжаем.

– Думаю, это единственный способ, – признался папа. – Твоя мама уже много лет не слышит ни одного моего слова.

Прошлым вечером мы с папой все обсудили, потом позвонили Лизи и ввели ее в курс дела. Она сказала, что, если можно будет пожить у нас с папой, она подумает о том, чтобы приехать на рождество. Когда я повесил трубку, мы с папой обсудили Ташу. То, как она била нас с Лизи и, наверно, до сих пор бьет маму. Папа сидел с ошеломленным видом и только слушал, почти ничего не говоря. Под конец он обнял меня со слезами на глазах и попросил прощения.

– Твоя мама всегда говорила, что вы двое просто преувеличиваете, – признался папа.

– Я хочу больше никогда в жизни с ними не разговаривать, – ответил я. – Можно?

Папа разрешил, но мы оба знали, что иногда от разговоров с ними будет никуда не деться. Так и вижу, как мама лежит на смертном одре, а я произношу что-нибудь великодушное и едкое вроде: «Я знаю, что ты никогда не хотела причинить мне боль. Ты старалась изо всех сил, но все было против тебя». Кем надо быть, чтобы рассматривать свой растущий живот и ждать, что оттуда появится психопат?

К вечеру воскресенья переезд закончен. Папа, кстати, ни под кого не прогибался. Он забрал свое имущество. Машину. Тренажеры. Стереосистему. Мы погрузили в фургон все содержимое его берлоги, моей комнаты и гостиной – папе пригодится, чтобы оборудовать себе спальню. Он взял всю одежду и стол для пинг-понга. Потом он даже поднялся на чердак и забрал все, что получил в наследство от родителей. Он взял из маминой шкатулки обручальное кольцо своей матери, а из шкафа – два килта.

Теперь я сплю в ближайшей к бассейну комнате. Утром я хорошо поплавал и пятнадцать минут сидел в горячей ванне, прежде чем принять душ. Я пришел завтракать еще до половины седьмого. Папа купил замороженные вафли и натуральный бекон. Он набил холодильник всякой хренью, которую мама никогда бы не купила. Я беру четыре вафли и три полоски бекона, папа тоже. Месяца через три я растолстею, и мне почти плевать.

Мы одновременно выходим из дома. Отсюда ближе ехать до Ханны. Отсюда куда угодно ближе ехать. И никакие охранники не провожают меня осуждающими взглядами.