— Замолчите все, не хочу слушать, не могу! — кричит он, убегает, а через неделю весь товар сдает в кооператив и наглухо забивает двери лавки.
Приближался день освобождения Хохловки от Колчака. Ерошка решил отпраздновать этот день как полагается и пошел к товарищу Шумкову сговориться.
— Если уж делать революцию, то делать ее по всем статьям, — сказал Ерошка.
— К чему ты клонишь?
— В годовщину давай устроим праздник. Пройдемся с флагом, на площади митинг скажем, а вечером спектакль. К тому времени стенгазету выпустим.
— На заборе?
— Не на заборе, то время прошло. Ребята все со мной. Кое-кто из больших, чай, поможет, — и подмигнул Шумкову.
Пригласили кооператора Гульбина, и он согласился купить новые флаги: сельсовету, кооперации и школе.
— Ты, товарищ Шумков, будешь говорить речь. Я скажу, и Гульбин скажет. А учительница сделает спектакль.
Ерошка пошел к учительнице. Она обрадовалась ему:
— Слышала я про тебя. Немножко резко ты, а в общем, все хорошо.
— Мягко ничего не сделаешь. К празднику надо спектакль сообразить.
— Не придет никто.
— Придут, кое-кто придет, я ручаюсь.
Договорился Ерошка с учительницей, а своим друзьям сказал, чтобы они все играли в спектакле.
Были у Ерошки кипучие дни. Уговорил он девчонок, и они сшили три флага из материи, купленной Гульбиным. Но ведь не оставишь флаг пустым, надо написать на нем, и Ерошка ищет в справочнике комсомольца подходящие лозунги.
Хороший, незаменимый справочник, каких только лозунгов в нем нет!
Потом Ерошка идет к Шумкову:
— Напишем на твоем флаге: «Да здравствует Советская власть и мировая революция».
Шумков согласен.
Ерошка к Гульбину.
— На твоем напишем: «Кооперация — мост к коммунизму».
И Гульбин согласен.
Ерошка к учительнице. Там вышел спор: что написать на школьном флаге?
— «Ученье — свет, а неученье — тьма», хорошо будет? — хотела учительница.
А Ерошка не согласен:
— В этом революции нету. С революцией надо.
— А если так: «Когда придет то времечко, когда мужик не Блюхера и не Милорда глупого, Белинского и Гоголя»…
— Не годится, — прервал Ерошка. — Длинно и слабо.
— «Дети — цветы жизни».
— Какой черт цветы, есть вроде мухоморов, ядовитые.
— Ну тогда что же? — потеряла терпение учительница.
— Подумать надо, у нас в детдоме было так… Постой, я припомню… «Мы учимся работать и бороться за свободу трудящихся всего мира». Ну как?
— Хорошо, — согласилась учительница.
— И революция здесь есть.
Ерошка расписал флаги звездами, серпами, молотами. По вечерам он приходил в школу и помогал учительнице шить парики, делать бороды к спектаклю. До поздней ночи сидел Ерошка над стенной газетой, писал в нее статьи, стихотворения.
К празднику все было готово. Газета получилась с большое одеяло, еще накануне прибили ее к стене кооператива. Всему народу объявили, что приглашают на праздник и митинг. Собираться к школе, оттуда пойдут с флагами на площадь. Вечером в школе бесплатный спектакль.
Утром к школе раньше всех явился Ерошка, потом пришли Шумков и Гульбин. Оба с флагами. Начали собираться ребята, они приносили неутешительные вести: того не отпустили, у того спрятали валенки, чтобы не ушел.
— Говорят, что начнем с флагами ходить, бога забудем, и не отпускают.
— Мы-де не коммунисты, и нечего нам ходить. Пусть коммунисты ходят.
— Одни пойдем, айда! — торопил Ерошка.
Из мужиков пришло человек пять, а из баб одна Антипкина мамка.
Ерошка взял флаг сельсовета и пошел впереди. За ним школьники, а в хвосте мужики и Антипкина мать.
— Начинаем «Интернационал»!
Пели нестройно, но громко, а во дворах, заслышав пение, гавкали, надрывались цепные псы.
Пришли на площадь, Шумков начал речь. Он говорил, что старики заражены старым, опутаны попами и от них ничего не добьешься. Зато молодежь, школьники должны быть новыми людьми.
— Не пойду, не хочу домой! — закричал детский голос.
— Силком уведу. Распутству вас здесь учат, против родителей настраивают. Отец тебе покажет дома! — горячилась мать. Она пришла за своим парнем.
— Гражданка, не мешай нам, не шуми! — окликнул Шумков.
— А ты ребят не порти, на кой ляд собрал?
— Возьми своего и уходи!
— И возьму и уйду, — схватила мать своего дитенка за шиворот и потащила домой. И за другими пришли отцы, матери и тоже потащили по домам.
— Товарищ Шумков, не давай ребят… Не могут они уводить! — кричал Ерошка. — Не их дите, а свободное.
— Уж не твое ли? Молчи, антихрист!
Шумков отошел в сторону и молчал. Мужики пошли по домам, учительница тоже ушла.
Схватил Ерошка флаг и пошел по деревне один. Пел и шел, шел и пел. А народ смеялся над ним и ругал его. А он пел и шел…
За ним на большом расстоянии плелся Шумков. Видел он, что глупо идти одному по-Ерошкиному, а не идти нельзя, ведь он не кто-нибудь, а председатель Совета. Прошел Шумков до половины деревни и отстал, повернул к дому.
— А я пойду, один пойду. Пусть-пусть гавкают, все равно пойду! — горячился Ерошка.
В старообрядческом конце кричали ему вслед:
— Антихрист, куда пошел? Антихрист, антихрист!
Ерошка прошел всю деревню два раза и завернул к Шумкову.