Парень с большим именем

— Так делать, товарищ, нельзя… Председатель, а сбежал.

— Ну что я мог? Не надо было ходить, дернул ты меня.

— Не надо ходить, так и председателем не надо быть.

— Натворил ты, Ерошка, делов. Скоро и мне житья не будет. Без тебя тихо было.

— И сплошной старый режим.

Встретила Ерошку встревоженная тетка Серафима:

— Чего ты натворил?

— Ничего, ровно ничего.

— Ребята прибегали, тебя спрашивали.

— Кто?

— Не знаю я их, где знать… Те, что с тобой хороводятся.

Прибежал к Ерошке Антипка:

— Спектакль будет?

— Придут — будет, а не придут — с кем играть?

— Артисты пришли. Ребята соберутся, они по всей деревне рев подняли — пойдем, и шабаш.

— Ну?

— Отпускают! С коим отцы, матери идут.

— Дело. Айда в школу!

Спектакль удался. Ребята собрались все, многих привели родители. Они думали:

«Если что неладно, будут против старших восстанавливать, уведем». Было все ладно… Играли пьесу, потом пели, устраивали игры и разошлись близ полночи. Даже старшим понравилось.

— Вот этим и занимались бы, чем против родителей бунт делать. Ерошка всех мутит. Не будь его, все бы пошло ладно. — И потом спрашивали: — Когда еще спектакль будет?..

Ерошка решил и в майскую годовщину пройтись с флагами. Собрал он верных ребят в своем потайном углу и давай агитировать:

— Мы все сделаем тихомолком, никто и не подумает… Флаги приготовим, песни выучим. Утром будто так, поиграть собрались, а сами возьмем флаги и по улице.

— Идет, идет!

— Значит, действуем?

— Действуем!

Велись втихомолку приготовления, шла работа.

А по деревне шла другая работа, против Ерошки.

Ходил лавочник Аверьян по домам и говорил:

— Прекратить надо безобразие, выгнать антихриста! Погубит он всех ребят. Бегают они к нему и собираются где-то тайно. Скоро все бога забудут и родителей почитать перестанут. Такой вот карапуз, с наперсток, кричит матери: «Не смеешь меня бить, не старое время!» Скоро дойдет, что они будут командовать. Яйца курицу будут учить! Загубит Ерошка всех ребят, испортит. Дьявол в нем, сам дьявол.

Помогал Аверьяну святой братец Марк.

Старались и убедили народ. Начали искать Ерошкин потайной уголок и нашли. Застали ребят во время собрания и погнали домой.

Была в тот день в Хохловке великая порка ребят. Пороли не всех одинаково: родители добрые отшлепали своих ладонью; которые позлее, выпороли ремнями; а жестокие — били березовыми прутьями.

Но все одинаково кричали:

— Не ходи, не водись с Ерошкой. Забудь к нему дорогу! Если узнаю, шкуру спущу, выгоню! Иди по миру, сбирай.

Выли по всей деревне ребята, кричали отцам и матерям:

— В Совет пожалуюсь, нельзя бить! Старорежимцы вы!

— У того обормота научился. Вот тебе еще, выбьем дурь! — И родители надбавляли.

Ерошку тоже хотели побить, собраться всем миром и побить, по старой привычке, когда парень был мал и жил на мирской рубль. Собрались мужики и бабы, пошли к тетушке Серафиме:

— Где Ерошка? Отдай нам его!

— Нету, не знаю где.

— Давай, а то тебе плохо будет!

— Убежал он куда-то.

— Убежал? Укрываешь! Отворяй ворота! Безначальный он, пусть почувствует, что и на него управа есть!

Ерошка был на сеновале, услыхал он шум и убежал задами в лес, на Денежкин камень.

Открыла Серафима ворота. Перерыл народ везде, каждый угол, а Ерошку не нашел.

— Уметался, ну, придет, поймаем… Ты, Серафима, если хочешь в ладу жить с народом, выгонь Ерошку! Не выгонишь?!

Пришел товарищ Шумков:

— Что за собрание?

— Да вот Ерошку поучить хотели всем миром, — объяснила Серафима.

— Подзатыльниками накормить — заслужил.

— Аверьян, ты ему не судья. Бить, самосуды устраивать мы не допустим. Кто зачинщик?

Все замялись, попятились.

— Аверьян, — сказал кто-то из толпы и спрятался.

— В последний раз предупреждаю, слышишь, Аверьян? — сказал Шумков.

Народ расходился, толковал:

— Видно, теперь миром не поучишь, как в бытность.

До ночи пробродил Ерошка по горам, а ночью пришел к Серафиме, взял каравай хлеба и опять ушел.

Собрались хохловцы еще раз из-за Ерошки.

— Выгнать его, пусть идет, откуда прибрел к нам, — настаивал Аверьян.

— Куда выгонишь, наш он, с малолетства у нас.

— Выгонять нельзя, об этом и разговор бросьте! — сказал твердо Шумков. — Все жить могут.

— Товарищ Шумков, нельзя так жить, пусть будет Ерошка, как все.

— Ах, Аверьян, чего ты захотел? Теперь свобода, и всякий может быть сам по себе. Жизнь никому не установишь.

— Чего там зря молоть с Аверьяном, поговорим лучше о деле — о переделе земли, — опять начал Илюшкин отец.

— Давай, пора!

— Знамо!

— Конечно!

Много набралось голосов за передел, и как ни вертелись Аверьян со святым братцем Марком, а передел было решено сделать. И на той же неделе размеряли землю, дали надел и Ерошке.

Нашлись такие мужики, которые стали на Ерошкину сторону.

— Парень вовсе не дурак, зря мы невзлюбили его.

* * *

Шла холодная, пуржливая зима. В горах редко бывает затишье, то из ущелий низом потянет знобкий сквозняк, то с каменных высот упадет, завьюжит непроглядный буран.

Ерошка часто сидел дома, один на один с тетушкой Серафимой. Глуховатая, она была плохим собеседником, но в такие дни парень был рад и ей. Не зря говорится: на безрыбье — и рак рыба, на безлюдье — и с глухим можно поговорить.