Я еще немного расспрашиваю Кайла – о доме, о похоронах тем утром. Я не касаюсь его, и ему, похоже, прикосновения не нужны.
Звенит второй звонок. На седьмой урок мы оба опаздываем. Мы собираем вещи и вместе уходим. По дороге мы говорим о несправедливости жизни и перспективе устроить бал на тему «Смерть». О поцелуе и случившемся потом мы не говорим. И я думаю, как странно получается: одно время, когда мы встречались, мне страшно хотелось, чтобы Кайл открылся и сказал, что думает о наших отношениях. Сейчас я страшно благодарен за то, что он позволяет нам разговаривать, не разговаривая по-настоящему.
Насколько мне известно, о случившемся между Кайлом и мной известно только Ною. Так что по коридорам мы можем идти без капли стеснения – главное, не затронуть щекотливую тему и не столкнуться с Ноем. Седьмой урок уже начался, в коридорах ни души. Я провожаю Кайла до нужного ему кабинета. У самой двери он благодарит меня, а я благодарю его в ответ. За что именно, не объясняю.
Больше, меньше, равно
Ной попадается мне на глаза лишь раз, в конце учебного дня. Он в коридоре, футах в тридцати от меня. Не могу решить, подойти к нему или оставить его в покое. Когда решаю подойти, Ной скрывается из виду.
Похоже, это моя новая реальность.
С Джони дела еще хуже. Через нашу общую подругу Лору он передает, что я придурок и, если намерен злиться на них с Чаком, мне лучше держаться от них подальше.
– Это что, первый класс вторая четверть? – спрашиваю я Лору.
– Если честно, Пол, то да, – вздыхает она. – Я вообще не хотела ничего передавать. Скажи, говорю, Полу сама. Но Джони в мерзком настроении, общаться с ней почти невозможно. Если думаешь, от этого плохо тебе, умножь на три и представишь, как плохо от этого Теду.
– Так ты пытаешься меня подбодрить?
– Нет, так я пытаюсь прояснить тебе ситуацию.
– Но ты же не предлагаешь мне умыть руки.
Лора глядит мне прямо в глаза, однако взгляд это не прямой. В нем читаются взаимоисключающие мысли.
– Вот даже не знаю, что сказать, – говорит Лора. Переводится это как «Я точно знаю, что сказать, но боюсь. Если скажу, ты отправишься прямиком к Джони, тогда я вслед за тобой попаду в ее черный список».
Вообще-то мы с Джони ссорились и раньше, но прежде всегда из-за ерунды – какая газировка лучше идет с пиццей, с каким запасом времени нужно приезжать в кинотеатр, чтобы купить билеты. Однажды мы не разговаривали неделю, потому что она назвала мой прикид несуразным, а я клялся и божился, что он подобран прекрасно. (При строго определенных обстоятельствах белые носки с черными брюками носят!) И в тот раз, и во все другие мы оба понимали, что валяем дурака, даже если ссоры уязвляют нашу гордость. Спором из-за одежды мы увлеклись настолько, что в итоге были виноваты оба, из-за чего примирение прошло куда легче.
На этот раз ситуация иная. На этот раз я считаю, что Джони валяет дурака, а Джони так совершенно не считает. Я виню ее в том, что она винит меня. В такую игру играть сложно.
По отношению к Джони я решаю делать все наоборот. Разумнее избегать Джони, а я ее разыскиваю. Присутствие Чака мне не нужно, поэтому я дожидаюсь урока, которым у нее физкультура. Когда до звонка остается пара минут, я пробираюсь в женскую раздевалку.
– Какого хрена ты здесь делаешь?! – Это вопль Джони. Остальным девчонкам по барабану. Они в курсе, что я гей и их сиськи интересны мне не больше, чем их локти.
Джони уже одета, значит, проблема во мне.
– Хочу с тобой поговорить, – заявляю я.
– Разве Лора не сказала тебе держаться от меня подальше?! – осведомляется Джони, явно не видя в своем вопросе ничего странного.
– Предпочитаю услышать это от тебя.
– Держись от меня подальше.
Девчонки не вмешиваются. Одна подходит к Джони, чтобы поддержать, но та отмахивается.
Злость Джони я не спутаю ни с чем. Ее глаза мечут молнии, руки стиснуты в кулаки и прижаты к бедрам так, что получаются идеальные буквы D.
«Ты ведь не хочешь так поступать!» – вертится у меня на языке. На самом деле это означает «Я не хочу, чтобы ты так поступала».
Я и раньше наблюдал такие сцены. Я слышал о них тысячу раз. Сейчас такая сцена разворачивается между мной и Джони. Что сулит нам ее тон, вопросов не вызывает.
– Так между нами все? – тихо спрашиваю я. Потому что ощущение именно такое. Джони бросает меня как друга.
– Мы никогда и не встречались, – язвит она. В голосе у нее слышны и обида, и боль. Вот на этом я сосредоточиваюсь. Вот это я и запомню.