Я слышу пустоту дома. Я вижу бейсбольные флажки, уныло свисающие со стен. Я знаю, что Тони несчастлив, и от этого у меня разрывается сердце.
– Тони! – зову я.
Он снова качает головой.
– Речь сейчас не обо мне, нет ведь? Речь о тебе, о Кайле, о Ное и о том, что тебе делать дальше.
– Да не колышет меня это! То есть колышет, но не здесь и не сейчас. Тони, поговори со мной!
– Я не хотел это затрагивать. Забей на мои слова.
– Нет, Тони, говори.
– Не знаю, захочешь ли ты слушать.
– Конечно, захочу!
– Я люблю тусить с тобой, Джони и прочими. Люблю во всем с вами участвовать. Вот только не могу по-настоящему расслабиться, потому как знаю, что в итоге вернусь сюда. Порой я забываю об этом, и, когда получается, это настоящий кайф. А вот последняя неделя была адом. Меня словно загнали в оболочку человека, которым я когда-то был, а она мне больше не подходит. Я в нее не влезаю.
– Так беги отсюда, – предлагаю я и мгновенно проникаюсь своей идеей. – Я серьезно. Давай соберем тебе вещи. Жить ты можешь у меня, уверен, мои родители согласятся. А потом мы со всем разберемся. Подыщем тебе жилье, например, над гаражом миссис Райлли есть комната. Тебе не обязательно оставаться здесь. Тони, тебе не обязательно жить в таких условиях.
Я впадаю в азарт. У нас операция «Эвакуация». Тони – беженец. Его нужно переправить в безопасное место.
Мне дело кажется простым, а Тони говорит:
– Нет, я не могу.
– Что значит – не можешь?
– Я не могу, Пол. Не могу просто взять и уйти. Знаю, ты не поймешь, но родители любят меня. Если бы не любили, было бы проще. А они по-своему меня любят. Родители искренне верят, что, не став гетеросексуалом, я погублю свою душу. Они не просто не хотят, чтобы я целовал других парней, а считают, что один такой поцелуй обречет меня на вечные муки.
– Но они ошибаются.
– Да, ошибаются. Но они не ненавидят меня, Пол. Они по-настоящему меня любят.
– Любовь отчасти заключается в том, чтобы позволить человеку быть кем ему хочется.
– Знаю, – кивает Тони.
– А твои родители не позволяют тебе этого.
– Но, может, однажды позволят. Не знаю. Зато я знаю, что не могу взять и сбежать. Родители считают, что любовь к парням испортит мне жизнь. Пол, мне не следует доказывать их правоту. Мне следует доказать, что они неправы. Я не могу доказать, что они неправы, меняя или отвергая собственную сущность. Единственный способ доказать, что они неправы, – быть собой и продемонстрировать им, что мне это не во вред. Через два года я окончу школу и уеду отсюда. А пока я должен придерживаться своего плана.
Мне очень страшно за Тони. То, что он говорит, за пределами моего понимания. То, что он хочет сделать, куда больше, чем когда-либо приходилось делать мне.
– Тони, ты в этом не один, – уверяю я.
Тони прислоняется спиной к кровати.
– Порой я понимаю, что это так, а порой остро чувствую одиночество. Не люблю себя накручивать, но иногда я не сплю по ночам, смертельно напуганный тем, что мы разбегаемся. Я знаю, что недостаточно силен, я не смогу одновременно удержать от развала нашу компанию и не развалиться сам. А еще ты влюблен, Пол. Возможно, ты не называешь так свое состояние, но это именно влюбленность. Я не хочу ломать тебе весь кайф. Я понимаю, что сразу со всем не справишься…
До конца я его не дослушиваю.
– Я рядом, Тони. Я всегда буду рядом, – говорю я. – Знаю, последнюю неделю я на пределе. Знаю, я не всегда принимаю разумные решения, но я хочу помочь.
– Пол, я не уверен, что справлюсь.
Я чувствую, что справиться Тони хочет. Он решил, что хочет справиться.
– У тебя шансов куда больше, чем было бы у меня в твоем положении, – говорю я. – Ты куда храбрее меня.
– Это неправда.
– Очень даже правда.
Открывается гаражная дверь. Мы оба напрягаемся.
– Я пойду, – говорю я и собираю вещи, планируя быстрый побег.
– Не надо, – просит Тони, посмотрев на меня.
Гаражная дверь уже закрывается.
– Ты уверен? – спрашиваю я. Не знаю, какие проблемы это может создать, но твердо знаю, что поступлю так, как хочет Тони.
– Да, уверен.
Открывается подвальная дверь. Мать Тони окликает его.
– Я здесь, с Полом! – кричит ей Тони.
Тишина. На столик в прихожей ложатся ключи. Пауза. Шаги на лестнице.
Все эти годы притворства. Все заседания «научно-библейского кружка» и приказы вернуться к полуночи. Все случаи, когда нам приходилось смывать с одежды Тони запах подвального рейва или пускать его за наши компьютеры, чтобы он просмотрел запрещенные родителями сайты. Все моменты паники, когда мы думали, что не успеем вернуться вовремя; когда мы думали, что привезем Тони домой, а дверь будет закрыта навсегда. Вся наша ложь. Все страхи. И вот мать Тони заходит в комнату, не удосужившись постучаться, и застает нас на полу. Тони сидит по-турецки, прислонившись к боку кровати; я на коленях стою у книжного шкафа, даже не прикидываясь, что ищу книгу.
– Ой! – восклицает она. Такие восклицания падают камнями.
– Мы собираемся делать домашку, – объясняет Тони.
Мать смотрит ему прямо в глаза.