Паренек из Уайтчепела

– Сколько страстной заботы! Кто бы подумал?! – И уже без улыбки: – Вскоре он всё узнает. А пока немного терпения... – Бег кареты замедлился, и Этель выглянула наружу. – Мы на месте, – констатировала она и поглядела на своего молчаливого спутника. – Размести наших гостей с максимальным комфортом, – велела ему.

Буквально через минуту карета остановилась, и мисс Эдвард первой выпорхнула наружу. Аманда с Джеком последовали за ней, конвоируемые мрачным детиной с устрашающим размахом плеч. За всё время пути он не сказал ни единого слова, только кивнул на приказ девушки позаботиться о «гостях» и... «заботился», тыча их в спины и выворачивая связанные за спинами руки.

А местность вокруг расстилалась волшебная, как на картинке: близкие пики заснеженных гор, уходящих под самые облака, хвойный лес, темный, густой, с шепотком лесного ручья где-то в низине, птичьими трелями и терпким аромат хвойных смол, от которых щипало в носу.

И посреди всего этого старый сруб, покосившийся и заброшенный, то ли бывшая почтовая станция, то ли дом лесника, в любом случае, – их нынешнее прибежище.

Аманда с Джеком шли рядом, плечом к плечу, в один миг посмотрели друг другу в глаза, и Аманда вдруг прошептала:

– Джек, не слушай её, умоляю. Эта девушка совершенно безумна! Что бы она для тебя ни придумала, это чистой воды самоубийство. И ты не должен идти на него ради меня...

Джек покачал головой.

– Не согласись я, она покалечит тебя. Полагаешь, я смогу с этим жить? – Мучительно-горький тон его голоса, мрачный взгляд и поджавшиеся враз губы – все это одновременно говорило лишь об одном: он никогда не пойдет на такое. Не станет спасаться ценой её жизни! И очень плохо, если она этого не понимает...

Если не знает, что Аманда Блэкни Уорд и есть вся его жизнь!

– Джек, – она подалась к нему, соприкоснувшись плечами, нырнула глазами в глаза, глубоко, до самого сердца, и прошептала, как будто на нём расписавшись: – Я люблю тебя. Так люблю, что...

Окончание фразы вышибло из её горла сильным ударом, швырнувшим Аманду на пол. Опрокинутый хлипкий стул, на который она налетела, больно врезавшись в тело, рассыпался на куски, и сама она тоже рассыпалась, судя по ощущениям... Опрокинувшись на живот со связанными руками, она приложилась о пол плечом, бедрами и проехалась по щербатым доскам щекой. Не успела и вскрикнуть, так быстро всё это случилось, – закричал только Джек.

Она слышала его голос, но как будто издалека... Оглушенная, с переломанными костями (именно так она себя ощущала), лежала мешком на полу и пыталась понять, жива ли ещё.

Ранка на прокусанном языке наполнила рот привкусом крови...

– Аманда! Аманда! – Джек звал её, извернувшись всё так же со связанными руками, а детина-молчун тянул его вверх, выворачивая те из суставов.

– Что случилось? – послышался металлический голос Этель. – Что ты сделал? – посмотрела она на подручного, словно знала, что всё дело именно в нём.

И он промычал низком тоном, словно ухнули своды угольной шахты:

– Эти оба шептались. Она, – взгляд на Аманду, – могла что-то ему передать...

– Идиот, у них связаны руки. К тому же мы их обыскали! Ты сам это сделал... Забыл?

«Идиот» поглядел из-под нависших бровей насупленным взглядом.

– Подними её, живо. И запри их уже, как положено! Руки не распускай, – добавила угрожающе. – Эти двое нужны мне живыми.

Детина подхватил Аманду на руки, и где-то внутри её тела зазвенело осколками стекол, словно разбился витраж или хрупкая ваза. Она застонала, сглатывая слюну, от которой ее замутило, и ощутила, что плачет: щеки заледенели от скользнувшего по ним воздуха.

– Пустите меня убедиться, что с ней все в порядке! – долетал до нее голос Джека словно издалека. – Умоляю, дайте удостовериться...

– С ней всё в порядке: чай, не хрустальная ваза, чтобы разбиться от падения на пол, – отвечала мисс Эдвардс. – Не истери, Джек. Ничто с ней не сделается! – Хлопнула дверь, щелкнул запор.

Её опустили на что-то относительно мягкое: на старый тюфяк. И детина, заклеймивший ее своим кулаком, молча вышел, заперев крепкую дверь...

Аманда осталась одна. Лежала, прислушиваясь к себе и боясь даже пошевелиться... Вдруг, если хотя бы вдохнёт посильнее, то крохотное, что с недавних пор зрело в ней, оборвётся? Вдруг бренчание тех самых осколков, что она уже ощущала в себе, это и есть оборвавшаяся крохотная мечта, о которой она так и не поведала Джеку?

Она двинулась, перекатившись на бок, подтянула к животу ноги, сожалея до боли в груди, что не может обхватиться руками, убаюкать то ценное, что не ценила по-настоящему. Не успела, пытаясь принять сам факт его появления...

И вдруг задохнулась от боли, пронзившей живот снизу-вверх, словно кто-то ударил ножом. Провернул его, выпуская всю кровь без остатка, и та потекла по ногам горячим, крохотным ручейком.

Их заперли в разных комнатах, но Джек слышал, как стенала Аманда. Как её словно выворачивало от боли, отдаваясь набатом в его собственном сердце... Резонируя каждой клеточкой тела на страдание любимого человека.